Я все еще обнимал ее колени, я стал целовать их, скользнул ладонью вверх по бедру. Почему я не ласкал ее до того как? Я был зол на себя. Ишак!
     - Больно было? - спросил я, положив подбородок на ее ногу. Чуть выше колена.
     Я смотрел на нее снизу, как верный пес.
     Она неопределенно пожала плечом.
     - И что, ни капельки не было приятно? - продолжал канючить я.
     - Было очень приятно! - сказала она громко и торжественно. Как на собрании.
     Я тихо рассмеялся.
     - Чего ржешь? Герой-любовник, - она толкнула меня в голову. Ладонью.
     - Раз ты шутишь, значит, все не так уж и плохо, - сказал я.
     - Да, просто чудесно. Ну, ладно, я не стираться, чай, сюда пришла. Принеси-ка ты мне все мое, то что осталось на стульчике. А сам подожди в номерах.
     Я опять засмеялся. У нее хорошее чувство юмора.
     Затем я встал и пошел в комнату за ее одеждой. Отдал ей, она закрылась в ванной, потом я долго ждал, стоя у стены в прихожей. Наконец, она вышла, и я чуть не ахнул. Это была та же девочка-припевочка, девочка-конфетка, что и прежде.
     Внешне ничего не выдавало того, что с ней случилось час назад.
     Только, если присмотреться, можно было определить, что она недавно плакала.
     - Ну, что, я пойду, - сказала она, глядя мне прямо в глаза.
     - Давай посидим, кофейку выпьем, - тихо ответил я.
     - Да нет, я пойду. В другой раз.
     И она ушла. Я проводил ее. До калитки.
     Потом я долго сидел на кровати, где, казалось, еще хранилось тепло ее тела. Я не мог понять, почему все так произошло. Я во всем винил себя. Поминутно восстанавливая события, я не находил и тени любви в своих действиях. Увы, была неумелая, грубая страсть и сплошная физиология.
     На следующий день произошло еще одно знаменательное событие.
     Я купил-таки этих чертовых презервативов.
     Пять пачек. По четыре копейки каждая.
     "Армавирский завод резинотехнических изделий. Два шт."
     Так было написано на каждом пакетике. Где вы раньше были - "два шт."?
     Мне казалось, что теперь у меня будет одна проблема - где их прятать.
     Но, оказалось, есть и другая - с кем их использовать.

     Тетрадь Димы

     Ура! Начался новый учебный год. Классуха посадила меня за последнюю парту, а вместе со мной новенькую. Ее зовут Света. Ничего девочка. Ножки - класс. И вообще... Нормально. Я давно мечтал сидеть на задней парте, и вот мечта стала явью.
     За лето все так вымахали. Мишка, вообще, как взрослый мужик. Я против него мелкота. Ленка здорово повзрослела, а Игорь, а Наташа? Интересно, пишут ли они в свои тетради или я один такой дурной остался?
     Уволился наш Юрий Иванович. Жалко. Дали нового физика. Молодой и не знает ни хрена. Индюк какой-то. Придумал, читать учебник. Во, смех был. Зато немка новая, такая киска! Ходит по классу, словно демонстрирует себя. Мы балдеем. Нагнулась как-то надо мной, смотрит в мою тетрадь, а я не могу отвести глаз от выреза ее блузки. Пялюсь и пялюсь. Чуть не окосел вовсе. Пахнет от нее так классно. Вижу край ее кружевного бюстгальтера, нежное начало груди, щека ее прямо у моего носа, я чуть не очумел от такой лафы.
     С соседкой по парте тоже получилось интересно. Вызвали ее к доске. Прочирикала она там чего-то, возвращается назад, садится за парту и, бог мой, край ее платья зацепился за спинку парты и задрался слегка. А она не заметила. Хорошо, что наша парта последняя, никто не видит. Зато я, скосив под немыслимым углом глаза, вижу атласную кожу ее бедра и край ее белых трусиков.
     Надо как-то сказать ей, но как? И вдруг, я придумал. Я схватил листик и написал на нем "У тебя платье зацепилось" и передвинул к ней. Она взглянула на мою записку и, слегка привстав, аккуратно поправила платье. Затем взяла ручку, что-то написала на моей бумажке и вернула ее мне.
     "Ой, спасибо" прочел я.
     И еще. Она благодарно улыбнулась мне.
     Что-то теплое разлилось в моей груди. Как все, оказывается, просто. Да она ведь мне нравится, вдруг осенило меня! Буду писать ей записки, ведь это так здорово. Учителя не будут делать замечания, что мы болтаем на уроке, никто из одноклассников не услышит, о чем мы шепчемся. Мы будем шептаться на бумаге.
     Как я раньше не придумал этого!
     Что бы ей еще написать? Я задумался. Странно, но в голове гулял ветер.
     "Как тебе Фантомас?" - написал я наконец.
     "Еще не видела" - ответила она.
     "Хочешь, сходим?"
     "Нет, сегодня не могу, нужно химию зубарить".
     "Могу взять тебя на буксир".
     Действительно, у нас химичка-зверь, все, кто приходят из других школ, долго не могут попасть в колею. И, если по остальным предметам Света волокла не хуже других, то по химии у нее был завал.
     "Это было бы хорошо, но как?" - написала она.
     "Приходи ко мне" - сердце мое тревожно застучало. Что она ответит?
     "А будет ли эта негоция соответствовать основным законам Российского государства?"
     Я рассмеялся. Гоголя она, похоже, знала отлично.
     "С основными законами трудняк. Но государь, прознав про нашу дружбу, пожалует нам генералов" - написал я.
     Теперь она рассмеялась. Забавно так, приложила ладошку к губам и хихикает.
     - Рубцова, ты чего смеешься? Иди к доске.
     - Я же только что была.
     - А чтоб не так весело было.
     Вот морда физик, снова вызвал Свету к доске! Так он борется за тишину в классе. Вякнул - к доске! Засмеялся - получи дополнительное задание! А вот, если заснул, то, пожалуй, и будить не станет, разве что, если захрапишь.
     И пошла моя Светочка к доске. Там он прицепился к какой-то мелочи.
     - Садись, Рубцова. Три.
     Она села, огорченно подперев голову своим маленьким кулачком.
     "Извини меня. И не переживай так" - написал я ей. Она ничего не ответила. И я решил насолить этому индюку. Я тихо опустил на пол граненый карандаш. Выждал пару минут. Затем наступил на карандаш ногой и начал катать его под подошвой туда-сюда. Отличное средство для создания шума. Самое главное, что нельзя определить, откуда этот ужасный звук. Физик поднял голову, осмотрел класс, не поймет, что это. Я держу морду батоном, якобы пишу в тетради, я даже любуюсь написанным, нога же знает свое дело. Основное, чтоб движение моей ноги не передавались верхней части моего тела. Но это мы умеем. Вот тебе тишина, вот тебе тройка у доски, вот тебе, вот тебе.
     - Что это за шум? - спросил, наконец, физик. Он уже встал и смотрел на нас.
     - В коридоре что-то таскают, - ответил за всех Игорь.
     - Нет, это здесь, в классе, - сказал физик.
     - Крысы, может, под полом, - предположил Мишка.
     - Или дрова пилят на первом этаже - добавила Катя.
     - Какие еще крысы? Какие дрова? - завизжал физик и пошел по классу.
     - Деревянные, - робко продолжила Катя.
     И тут звук изменился. Я сразу понял, что кто-то еще, в другом конце класса, начал делать тоже самое, что и я. Отлично! А вот теперь определить источник шума невозможно в принципе. Кто же это оказал мне поддержку? Не знаю, так как зазвенел звонок.
     - Ладно, разберемся в следующий раз, - сказал физик, сердито озирая нас.
     Следующим был урок литературы. И вдруг уже где-то к концу урока Света сует мне листик. Читаю. "Так что насчет буксира?" С трудом мне удалось не выдать своего волнения.
     "Приходи ко мне, позанимаемся".
     "Я ведь даже не знаю, где ты живешь?"
     Я написал свой адрес. Нарисовал, как пройти.
     "Постигла?"
     "Постигла. А твоя мама не выгонит меня?"
     "Нет. Мы скажем, что у тебя двойки и тройки только по химии."
     "А что, твоя мама разрешает приходить к тебе только отличницам?"
     "Нет, она очень любит тех, у кого двойки и тройки, особенно, по химии".
     "И много таких?"
     "Ты первая".
     Мы еще обменялись несколькими легкими язвительными фразами. Затем вновь вернулись к основной теме.
     "Так когда ты придешь?".
     "Завтра с утра, можно?".
     "Можно".
     "Или лучше перед школой".
     "Давай перед, потом сразу пойдем в школу".
     "Да, так будет лучше".
     Ночью мне снилось, что я овладел какой-то девушкой. Когда я начинал ее любить, она была похожа на Лидку, затем вдруг превратилась в нашу немку, при этом она сердито отталкивала меня, бормоча про кляйне вайсе фриденштаубе, вот, если бы ты выучил эту песню, шептала она, и вдруг я оказался в ней, я сильно испугался, ну что же ты, простонала она, он не опасен для девочек, гундосил кто-то из-под кровати, это-то и хорошо, смеялась немка, я так боюсь забеременеть от девятиклассника. Я опасен, я очень опасен, заорал я и стал, сладко дрожа, кончать прямо в немку. Вы обязательно забеременеете, кляйне вайсе фриденштаубе, я очень опасен... О, майн готт!
     И я проснулся. Трусы были мокрыми. Поллюции только закончились.
     Моя мамочка подсунула мне книжку про это. Я прочел и все знал.
     С самого утра я волновался, ожидая Свету. Сестренка училась в первую смену и уходила, когда я еще спал. Слава богу. Надо было как-то предупредить мать.
     Наконец, стараясь не выдать своего настроения, я подошел к ней и сказал:
     - Ма, ко мне сейчас придет одноклассница, мы позанимаемся химией.
     - Хорошо, позанимайтесь, - ответила она так просто, словно это происходило изо дня в день.
     - Ее Света зовут, - сказал я.
     - Хорошо, что Света. Предупредил бы заранее, я бы вам пирожок испекла.
     - Не надо пирожок. Мы это... Мы по химии, - я как-то растерялся.
     - Ладно. Пирожок в следующий раз. А сегодня пусть будет химия.
     И тут раздался звонок. Я ломанулся к двери. Вздрагивающими руками я щелкнул задвижкой замка. На пороге стояла она. В школьной форме, в руке папка для книг и тетрадей. Легкая улыбка блуждала по ее лицу.
     - Заходи. Вот, знакомься, моя мама.
     - Здравствуйте, я Света, - сказала моя пассия.
     - А я мама Димы, Ирина Васильевна.
     - Мы по химии...
     - Да, Дима сказал.
     - Мы пойдем в мою комнату, - проговорил я.
     - Конечно, конечно. Кстати, я через полчаса ухожу, если не успею вернуться, поешьте, найдете себе в холодильнике.
     И началась химия. Мы сидели рядом за моим столом, почти как в школе, только теперь у нас были отдельные стулья, но они стояли так близко, что я все время, словно нечаянно, касался коленом ее бедра, мы пялились в один общий учебник, поэтому приходилось сдвигаться еще ближе, легкий запах ее духов дурманил мне голову, мне хотелось сказать ей, какая она красивая, как она мне нравится, что я хочу, чтоб она ходила со мной, чтоб у нас была большая любовь, но я вынужден был что-то бубнить про валентность, про электронные орбиты, про структуру ядра.
     Время пролетело незаметно.
     - Смотри, уже полдвенадцатого, - сказала она.
     - Надо же, через полчаса нужно быть в школе, - изумился я.
     - Бежим!
     - А поесть?
     - Возьми с собой!
     - Да нет. До школы бежать пять минут. Мы успеем!
     Мы действительно все успели. Я прошелся вихрем по холодильнику. Обед наш был холоден, но калориен: сметана и колбаса, помидоры, хлеб, масло и сыр, все это мы осадили горячим чаем, что стоял в термосе, ожидая своего часа. Она еще успела и перед зеркалом повертеться. И в школу мы не опоздали.
     Вот, какие мы.
     Я был на седьмом небе. Моя девушка, моя девушка, сладко стучало в груди. Начались уроки, и я ничего не соображал, я думал только о ней, только о ней. Изнывая от нежности к ней, я осторожно коснулся своим коленом ее коленки. Она не отодвинулась. Я прижался плотнее, так, чтобы не было сомнений, чтоб она знала - я прижимаюсь к ней, можно? И она снова не прореагировала. И тогда я, убедившись, что мои одноклассники увлечены своими делами и никто из них не смотрит в нашу сторону, осторожно опустил вниз левую руку и положил ее на скамью парты, в аккурат между нами. Я вспомнил все. И Ирину в кино, и Марину в больнице, я вспомнил оплеуху, которую получил Славик от Кати, и я не знал, что делать.
     Я скосил глаза вниз. Ее платье было таким коротким, что прикрывало только половину бедра. И именно туда, на границу между ее бедром и кромкой ее школьной формы, мне невыносимо хотелось положить свою горячую ладонь.
     Я снова вспомнил весь свой небогатый любовный опыт. Нет, это невозможно.
     И решился на другое.
     Я осторожно снял туфель и подвинул свою ступню к ее ступне. Поскольку наши ноги и так уже были прижаты друг к дружке, то я сразу коснулся ее икры. Никакой реакции. И тогда я повел свою ногу дальше, я обхватил своей ногой ее ногу и слегка притянул на свою сторону.
     Вот это да!
     Теперь моя нога будто обнимала ее ногу. Наши ноги жили под партой своей отдельной жизнью. Я стал слегка шевелить своей ногой, получалось, что моя нога ласкает ее ногу. Волнение и восторг охватили меня.
     Она позволяет мне это!
     Дальше произошло вообще невообразимое. Я услышал легкий стук под партой и едва не ахнул от удивления. Она сняла свой туфель. Да, да, с той ноги, что была переплетена с моею. Теперь, когда ее ступня была обнажена, игра наших ног под партой приобрела совершенно другой вкус и оттенок.
     Она, эта игра, была взаимной.
     Теперь я понял, что буду олухом царя небесного, если не положу руку туда, куда мечтал положить ее десять минут назад. Тем более, что она, моя ладонь, так и лежала между нашими бедрами, словно ожидая своей очереди в этой сладкой возне наших конечностей.
     И я, замирая от волнения, положил ладонь на бедро девочки.
     Как раз туда, куда хотел. На границу ее ноги и края платья.
     И подскочил, как ужаленный.
     Нет, она меня не оттолкнула. Не закричала. Не возмутилась.
     Просто прозвенел звонок. И он был неожиданным, как выстрел над ухом.
     - Ты заснул что ли? - повернулся ко мне Вадим, услышав, как я встрепенулся.
     - Да нет, просто задумался, - ответил я, заикаясь.
     Света сидела, как ни в чем не бывало.
     Медленно, словно с сожалением, ее ножка выскользнула из обьятий моей ноги. Сказка оборвалась, как всегда, на самом интересном. Но продолжение уже было мне обещано и оно, это обещание, заполонило все мои мысли.
     И уже на следующем уроке я осторожно положил руку все на то же заветное место. Света словно не заметила моего движения и продолжала писать в тетради. Тогда я, поражаясь собственной смелости, двинул ладонь вверх. Мне казалось, весь класс слышит, как шуршит под моими неуверенными пальцами ее капроновый чулок. Но никто ничего не заметил. Учительница не спеша писала мелом на доске, все мои одноклассники сопели над тетрадями. И только я, балдея от восторга, легко и осторожно касался пальцами застежки ее чулок. Дальше произошло вообще нечто непостижимое. Света опустила руку под парту, взяла край своего задравшегося от моего деяния платья и накрыла им мою ладонь.
     Наверное, у меня в эту минуту отвисла челюсть. Она поправила подол, оставив мою ладонь на своем бедре. Она накрыла ее, словно спрятала! Не оттолкнула, не сдвинула вниз, на колено, что было бы естественно. Она была вполне согласна, с тем, чтобы моя рука оставалась на том же месте. Только для приличия она ее прикрыла подолом своей школьной формы. Наверное, чтоб я не робел.
     А вот теперь я не знал, что мне делать.


Остальные рассказы Олега Болтогаева Вы можете найти здесь

сделано за 0.0013 сек.