- Игорь, ты порося. Как ты можешь мне такое говорить? - А что? - Ничто. Порося. - Не сердись. Люблю тебя. Мы немного помолчали. - Слушай, а так быть с нашими тетрадями? - спросила я и увидела, что он сразу понял, о чем идет речь. Он покраснел. - Ты думаешь, все так и писали? - он криво улыбнулся. - Даже, если не все, все равно, что делать? Ни о какой коллективной читке не не может быть и речи. - Ты права. Давай поступим проще. Тетради пускай все сдадут, ты их перевяжи веревочкой, и когда мы пойдем по чердаку, то ты, словно нечаянно, урони их в проем между корпусами. Там ширина сантиметров двадцать, глубина метров шесть, достать нельзя никакими способами. Я слышал, такие дырки вычищаются раз в двадцать лет специальными бригадами мусорщиков. А если потомки найдут и прочитают, то нам это уже ничем не грозит. - Хорошая идея. Давай так и сделаем. Только я не знаю, где эта дырка, могу в полумраке потерять не там, где нужно. - Дашь их мне, чтоб я нес, я и уроню. Мы еще пошептались, и он ушел. Теперь мне было спокойно, вопрос, мучивший меня две последних недели отпал так легко и просто. Игорь - умница. Вот, чем отличается мужской ум от женского - умением мгновенно найти верное решение. Где-то я читала "ум - это скорость". Сегодняшний случай - хорошая иллюстрация. Я чувствую, что засыпаю. Еще пара фраз. А если через много лет наши тетради кто-то найдет? Скажем, лет так эдак через двадцать, как говорит Игорь. Мне тогда будет... Сколько мне будет? Ого, тридцать шесть. У меня, видимо, будет муж, семья, дети. Как я отреагирую на свои девичьи записи? Если мне их кто-то прочитает или я услышу их, например, упаси боже, по радио? Что я тогда сделаю? Я улыбнусь своему прошлому.
К о н е ц
Послесловие издателя
Вот и все. Признаюсь, я полюбил моих подростков. Мне не хотелось с ними расставаться, и я, набравшись смелости, пошел в школу, зашел к директрисе и долго пытался объяснить ей, кто я такой и что мне нужно. - Зачем вам классные журналы такой давности? - В то время здесь учились дети моих знакомых. - Нет, я не могу, я не имею права. Какие фамилии Вас интересуют? Я назвал. - Нет, я таких не помню. Значит, это было еще до меня. До того, как я стала директором. Я пошел в адресный стол и там меня ждало разочарование. Все мои подростки уехали, кто учиться, кто в армию. Но никто из них не вернулся назад. Получалось, что шесть тетрадей - это единственная память, оставшаяся от моих героев. Стало как-то жутковато. Вспомнился Игорь и его рассуждения о том, что нам грозит вымирание. Это утвердило меня в мысли предать записи гласности. И все-таки я нашел человека, который знал авторов моей повести. Это была их учительница русского языка. Она утверждала, что помнит всех своих учеников. - Ольга Васильевна, так Вы их всех помните? - Всех поименно. - Вот повесть, написанная по их дневникам, не поможете ли отредактировать? - Конечно, помогу. Как не помочь? Она читала повесть три дня. Когда я пришел к ней, она стала сокрушаться. - Ужас. Ужас. - Что, так плохо? - Мне так и не удалось научить их правильно выделять при письме прямую речь. Тут я понял, что она, видимо, слегка тронулась рассудком. Она совершенно не восприняла смысл написанного, зато тщательно выверила грамматику и синтаксис. Потом я дал рукопись моему другу, работнику прокуратуры. - Посмотри, можно ли это печатать? - спросил я его. Он тоже читал повесть три дня. Вердикт он выносил, вальяжно развалившись в кресле. Тыча пальцем в наиболее откровенные места в тексте, говорил о строгой ответственности, к которой следует привлечь автора за вот эту фразу и за эту. - Смотри, вот паренек раздевает девушку. В девятом классе! Это невозможно! - А ты считаешь, в каком классе это возможно? - В каком? - на его лице блуждала улыбка. Он что-то натужно вспоминал. - В десятом! На двадцать третье февраля, - радостно заявил он. - А я тоже на двадцать третье, - чуть не воскликнул я, - только в восьмом. Но тут я осознал, что мой знакомый зациклился, так же как учительница, только на своем. Разговора, увы, не получилось. Тогда я вспомнил, что есть человек с совершенно свежим восприятием жизни. Только маленький. Недавно мою трехлетнюю племянницу спросили: "Ксюша, какой фильм тебе больше всего понравился? Из тех, что ты смотрела по видику?" "Про то, как дяденька с тетенькой лежали голенькие на диване, и он ее целовал и гладил" - ответила девчушка. Вот оно. Ребенок не знает, что он уже умеет бить ниже пояса. По догмам. Не мордобой разнузданных боевиков, не пальба в бесконечных детективах. И даже не мультяшки. И если потребуется, то пусть маленькая Ксюша будем защитником моих подростков. А еще лучше - судьей.
Остальные рассказы Олега Болтогаева Вы можете найти здесь
