После нескольких глотков я опустился по ступеням сновидений в небытие. Разбудил меня ночью оглушительный резкий крик; я мигом скинул с себя оцепенение и наклонился над своей любимой. Она бредила, металась, ее волосы налипли на лицо. Затем она изогнулась дугой и хрипло выкрикнула слова: "Не он, слышите, не он!" Пена выступила на уголках ее губ...
     После приступа тело девушки расслабилось, и она открыла глаза:
     - Все пропало, они не отпускают меня с острова. Духи Лофофоры мстительны.
     Она повернула свое изможденное лицо ко мне и стала нежно меня целовать.
     - Не уезжай, любимый, там далеко тебя ожидает гибель. Они сказали мне это, и я молила их за тебя: лучше пусть я погибну, только не он. "С ним ничего не случится, - ответили мне они, - если он не соединит свою страсть и судьбу с другой женщиной. Но если это произойдет, наши чары убьют его, где бы он ни был и как бы ни поклонялся своему богу. Перед его гибелью ему будут даны три знамения."
     Мое лицо после этих слов лишилось крови. Однако самообладание быстро вернулось ко мне.
     - Ну нет, - хрипло сказал я. - Нет, милая, я всегда буду с тобой. Но сначала я вырву тебя с этого острова, слышишь! Сейчас мне нужно вернуться на Аклонд и успокоить своего отца. Вот возьми мои часы, к вечеру я возвращусь. Клянусь тебе, прежде чем большая стрелка остановится на семи часах, мы увидимся снова и уже навсегда.
     Девушка молча смотрела на меня, а когда она заговорила, я едва мог расслышать ее слова:
     - Что же, уезжай, милый. Тин уже заправил твой катер.
     Я быстро отвернулся от нее и пошел к берегу моря. Потом я сел в катер и завел мотор. Я видел, как удаляется берег, как маленькая фигурка дорогой мне женщины становится все меньше и меньше.
     Мой катер разрезал волны океана, и я снова пожалел, что у меня нет с собой компаса. Однако я продолжал путь в неизвестном мне направлении. И снова мне повезло: я расслышал монотонное урчание поискового вертолета. Хвала Всевышнему! Сердце мое радостно забилось.
     Вертолет начал плавно снижаться, и вот уже из кабины была выброшена спасательная лестница. С трудом я забрался в кабину вертолета, где сидел мой отец с позеленевшим от гнева лицом.
     - Где ты был, щенок? - процедил он сквозь зубы.
     - Папа, я...
     Тяжелый кулак врезался в мою переносицу, голова моя откинулась, из носа брызнула кровь.
      
     Когда мы очутились на берегу, волнение вновь охватило меня. Я тенью ходил за разъяренным отцом и сбивчиво рассказывал, что со мной произошло.
     - Ты за кого меня принимаешь? - рявкнул отец. - Нигде поблизости нет ничего похожего на описанный тобой остров.  
     Но я не отставал от отца.
     - Папа, послушай, папа! Там, на острове Лофофора меня ждет девушка, и, если я не вернусь обратно к ней в назначенный срок, с ней может что-нибудь случиться.
     - Да ты рехнулся, нам завтра улетать в Аргентину, а ты надумал крутить романы с островитянками.
     - Это не роман, папа, - умолял я. - Это очень серьезно. Она ждет от меня ребенка, я люблю ее. Если мы не отправимся на поиски острова, где она меня ждет, я ночью вскрою себе вены.
     - Ты чего мелешь, псих: ребенок, любимая. Где же, черт возьми, находится твой проклятый остров?
     - Я не знаю, - выкрикнул я, - у меня не было с собой компаса. Но расстояние отсюда я покрыл в течение трех часов.
     Я взглянул на солнце и содрогнулся: оно излучало зловеще-оранжевый свет, что предвещало скорое наступление вечернего времени.
     - Нам к семи, нам надо к семи, - бормотал я.
     - Эй, Антонио, ты хорошо знаешь эти места? - крикнул отец человеку, который копался у вертолета.
     - Довольно хорошо, сэр.
     - Тогда заводи свою машину, предстоит небольшая прогулка. Координат мы точно не знаем. Мальчишка плыл около трех часов, примерно, в юго-западном направлении. Он говорит, что там есть какой-то скалистый остров. Давай прозондируем океан: может, и вправду там есть что-то.
     Вертолет, вздымая под собой бурый песок, взмыл над землей, и уже через несколько минут под нами был океан.
     - Странно, - бормотал пилот, обращаясь к моему отцу, - никогда поблизости не видал скалистого острова.
     Меня трясло, как в лихорадке. Хронометр на приборной доске показывал без пяти минут семь. "Попробуем немного развернуть на запад", - бубнил себе под нос пилот. Мой отец, откинувшись на сиденье, мирно дремал. Я тоже попробовал закрыть глаза, как вдруг из груди моей вырвался крик.
     - Что, что с тобой? - повернул ко мне голову отец.
     - Она, она стояла на скале жизни с растрепанными волосами. Отец, отец, я видел ее глаза: в них была смерть.
     Прошло несколько минут.
     - Смотри-ка, - оборвал наше молчание пилот, - действительно, скалистый остров! Иду на снижение.
     - Нет, милая, нет, ты жива, жива, - шевелились мои пересохшие губы, как будто повторяли заклинание.
     Еще издали я увидел вершину скалы жизни: она была пуста. Когда наш вертолет опустился на каменистую площадку острова, нас мрачной грядой обступили скалы. Я бросился прямо к подножию скалы жизни. Почему именно туда, я не отдавал себе отчета. Кругом выделялись острые камни, омываемые морем.
     Отец и пилот еле поспевали за мной. Я остановился у подножия жуткой скалы и, разбивая в кровь кулаки, бил по камню, как по живому невозмутимому существу. Из горла у меня вырывались нечленораздельные звуки. Мой голос охрип.
     Отец положил мне руку на плечо.
     - Возьми себя в руки, ты же мужчина. Взгляни, это не она?
     Девушка лежала неподалеку лицом вниз. Череп ее треснул, разбившись об острые камни. Розовые от крови волны накрывали и качали ее безжизненное тело, как бы успокаивая его. Не помню, как я подошел и осторожно перевернул ее. Лицо моей возлюбленной было неузнаваемо. На шее у нее поблескивал мой нательный крестик, а на тоненькой руке болтались мои часы. Стекло их лопнуло, стрелки остановились на пятнадцати минутах восьмого. Я вздрогнул, когда взглянул на ее чудом уцелевшие глаза: они были как живые. Те самые, которые молили меня там, на берегу, не уезжать.
     - Милая моя, - прошептал я и, склонившись, нежно поцеловал их.
     В этот момент раздался резкий хохот:
     - Твоя? Нет, она не твоя! Она принадлежит великим духам острова. Они отомстят тебе за нее. Ты умрешь, собака, страшной смертью. А теперь вон из этих священных мест, - прорычал туземец, поднимая на нас винтовку.
     Мы отступили на несколько шагов.
     - Это ты сбросил ее со скалы? - дерзко спросил я.
     Тин сплюнул, как будто перед ним было мерзкое насекомое, и глухо ответил:
     - Нет, она сама. Она что-то долго высматривала оттуда, - он указал на вершину скалы, - потом как будто позвала кого-то по имени, встала и, качнувшись, потеряла равновесие.

     * * *

     Я очнулся в больничной палате. Передо мной сидел отец и задумчиво смотрел мне в лицо.
     - Ну вот и все, дорогой. Твое здоровье идет на поправку. У тебя был сильный эмоциональный шок, ты пролежал без сознания более двух суток. Ну а теперь все позади. Завтра тебя выпишут из больницы, полетишь в Аргентину, а потом в Россию, к своей тетке.
     - А ты, пап? - сказал я почти беззвучным голосом.
     - А я?.. Со мной все в порядке. Это тебе надо забыть...
     Что именно мне надо забыть, отец не сказал.


     ЧАСТЬ II
     "Прозерпине" попутного ветра

     "Прозерпина" все так же плавно шла своим путем. Доктор, казалось, дремал. Лицо его было спокойно, глаза полузакрыты. Юноша, закончив рассказ, погрузился в свои тяжелые мысли. Некоторое время оба молчали.
     Наконец доктор прервал гнетущую тишину, сказав следующее:
     - Ваш рассказ меня крайне взволновал, хотя я и не увидел в нем ничего мистического. Скажите, все это действительно приключилось с вами?
     - Да, - устало ответил юноша, - к чему мне сочинять все это?.. Что было потом? Потом я уехал из Аргентины. Погостил у своей тетки в Пензенской области, затем долгое время путешествовал по России. Где я только не побывал. Отец дал мне достаточно денег, чтобы я увидел эту часть Европы. Хотя я и должен был возвратиться обратно к отцу в Аргентину, никакая сила не заставила бы меня это сделать. Да и деньги мои к тому времени почти закончились. Все мое богатство на данный момент составляют несколько ампул морфия. Все деньги я истратил на вино и наркотики. И стоило мне увидеть какую-либо красивую девушку, как я тут же бежал: от нее ли, от себя ли - в другой город, оглушая себя большими дозами спиртного или наркотика. И вот теперь я здесь, на этом корабле, вместе с вами. Мой организм отравлен. Я устал и больше не хочу бороться за жизнь. У меня такое предчувствие, что это мое последнее путешествие.  
     - Простите, что же вас тревожит? Нехватка морфина? Денег? Или, быть может, вам встретилась женщина? - спросил доктор.
     - Упаси меня Боже, - отмахнулся юноша. - Правда, с одной из женщин я действительно поддерживаю дружеские отношения. Она повар на этом судне. Мы с ней часто надираемся до умопомрачения. Она, как и я, алкоголичка; хотя я к тому же еще и наркоман. На это последнее кухарка смотрит с отвращением. Она относится ко мне как мать, и даже взялась меня перевоспитывать. "Лучше пей, милый, только не колись", - все время твердит мне она. Пьем мы обычно по ночам, когда на камбузе нет других поваров. К нам иногда присоединяется боцман. Правда, это происходит редко: он предпочитает заливать глаза в одиночку - угрюмая личность.
     После некоторой паузы юноша встал и, сославшись на нездоровье, попрощался с доктором. Они пожали друг другу руки и, покинув салон для отдыха, разошлись по своим каютам.
     В каюте юноша вынул из кармана одноразовый шприц, распечатал полиэтиленовую упаковку и достал из чемоданчика три ампулы морфина. Выбрав иглой из ампул живительный эликсир, он с горечью осмотрел свои вены, которых почти не осталось на руках. Затем он выругался и, задрав штанину, стал изучать левую ногу. Шприц дрожал в его руках. Наконец он осторожно вогнал иглу в тоненькую вену на голени. На лбу его выступил пот. Взяв контроль, он облегченно вздохнул и сделал инъекцию. Доза для него была мизерная, но все же он почувствовал некоторое облегчение. Затем он встал и отправился на камбуз. Дверь ему открыла огромного роста тучная женщина и, прищурив маленькие поросячьи глазки, пропустила его вовнутрь.
     Надо отметить одну маленькую деталь: кухарка всегда находилась на камбузе, хотя у нее, как и у других членов экипажа, была своя каюта. Юноша окинул взглядом пузатые котлы, стоящие на широких плитах, и присел на кушетку.
     - Выпить хочешь или так пришел, поболтать? - улыбнулась ему женщина.
     Юноша покачал головой:
     - Я только что принял маленькую дозу, так что от спиртного может случиться отрицательный эффект. Надо немного обождать.
     - Боцман говорил мне, что ты разговаривал с каким-то интеллигентом.
     - А что? - отрезал юноша. - Он чем-то ему не понравился?
     - Знаешь, чего я тебе хочу сказать, - процедила женщина. - Будь ты подальше от этих чистоплюев. Не вздумай еще притащить его в нашу компанию.
     - Он не пьет, - сказал юноша. - И потом, вряд ли ему будут по душе три деградировавших существа.
     - Эка, прыщ какой. Да у нас, между прочим, самая веселая компания на судне, - осклабилась кухарка.
     В это время дверь камбуза открылась.
     - О, кого я вижу! - толстуха развела руками.
     Перед ними собственной персоной стоял боцман. Он уже был под мухой. Он грузно сел на кушетку возле юноши и выругался.
     - Ты чего нынче такой? - ощерилась кухарка.
     - Да чтоб его... У, падаль! Опять мне грозил! - боцман грохнул пудовым кулаком по столу.
     - Вызывает меня, понимаешь, этот пидер в капитанской форме и заявляет мне прямо в рыло: "Так, мол, и знай, алкаш, это твой последний рейс!" Вот сука! Чуть шею ему не свернул.
     Боцман достал из кармана бутылку перцовки и, оглядев всю компанию, произнес:
     - А я предлагаю, ребята, врезать за то, чтобы это для него рейс был последним.  
     Кухарка разлила по трем стаканам содержимое бутылки.
     Юноша подавил в себе тошноту, в глазах его загорелось возбуждение: алкоголь быстро всасывался в кровь.
     Тем временем кухарка открывала уже вторую бутылку. Лицо ее было покрыто красными пятнами.
     - Значит, пьем, миленькие. Чего нам осталось еще в этой паскудной жизни?
     Затем женщина обхватила юношу за плечи.
     - Слушай, - обратилась она к нему, и жирные складки у нее под подбородком задергались от смеха. - По-моему, ты, как огня, боишься девок. Нельзя же быть таким монахом. Ну ответь мне, неужели за всю свою жизнь ты ни одной стервы так и не трахнул? Ну-ну, не серчай, лучше погладь мою грудь, - задышала она ему в лицо.
     Юноша внезапно вздрогнул, и глаза его сделались настороженными.
     - Вы чувствуете запах? - обратился он к своим собутыльникам.
     - Да что с тобой, рехнулся что ли? - выпучила глаза кухарка.
     Юноша ее уже не слышал, он выскочил на палубу.
     - Ну и придурок, - расхохоталась кухарка. Волосатая рука боцмана поползла ей под юбку.
     - Дверь, дверь на щеколду закрой, - укладывая на кушетку свои жирные телеса, томно прошептала женщина.
     Тем временем юноша бегал по палубе и нервно вдыхал в себя воздух. Он чуть не вскрикнул, столкнувшись с вышедшим из своей каюты подышать свежим воздухом доктором.
     - Что с вами стряслось? - осведомился доктор.
     - Вы чувствуете этот сладковатый аромат?
     Доктор втянул в себя воздух.
     - Да, кажется, пахнет какими-то духами и довольно сильно.
     - Это ее, ее аромат, принцессы, - схватил доктора за руку юноша. - Я его помню, его ни с чем невозможно спутать. Это они, демоны Лофофоры, хотят задушить меня. Но я ничего, ничего не сделал против их воли. Клянусь, у меня не было и нет никакой женщины.
     Резкий сладковатый аромат тем временем сгустился до такой степени, что стало трудно дышать.
      
     - Интересно, - задумчиво сказал врач, - только ли мы вдвоем чувствуем его? Он напоминает мне запах чуть-чуть разложившегося трупа.
     - Господи, спаси и сохрани меня, - воскликнул юноша. - Это и есть первое знамение демонов.
     Доктор подхватил теряющего сознание молодого человека и отнес его в свою каюту, затем достал шприц и сделал ему внутримышечную инъекцию.
     - Это не поможет, - прошептал юноша.
     - Нет, поможет, - спокойно отозвался врач. - Вы должны хорошо выспаться, я ввел вам солидную дозу снотворного.
     Когда юноша пробудился от тяжелого сна, он был весь в липком поту. Окинув каюту мутным блуждающим взглядом, он тихо позвал доктора.
     Повернувшись к юноше, тот развел руками:
     - Молодой человек, что с вами? Вы весь дрожите! Вам снились кошмары?
     - Да, мне снилось что-то жуткое. Из всего сна я помню только один яркий отрывок. Мне снилось, как будто я находился на камбузе у кухарки. Она резала длинным острым ножом красное сырое мясо. Руки у нее были в клейкой крови. И вот она приближается ко мне и говорит: "Если ты меня не поцелуешь, мой мальчик (из ее рта парило зловоние), то тебе придется проглотить вот это сырое мясо". Я хочу оттолкнуть ее руками, но с ужасом замечаю, что они у меня связаны, и я, задыхаясь, начинаю глотать огромные куски сырого мяса, которые она силой впихивает мне в рот. Я пытаюсь кричать, но мясо застревает у меня в горле, и я слышу только свой собственный хрип. Потом я вдруг осознаю, что мои ноги свободны, и из последних сил ударяю кухарку ногой в живот. Она падает на горящую плиту, и огромный котел с бурлящим варевом опрокидывается на нее. От ее дикого крика я просыпаюсь.  
     - Знаете что, мой друг, - мягко сказал врач, - у вас нервы совсем на пределе. Скоро мы будем в Волгограде, и я бы очень хотел, чтобы вы подлечились там в клинике, а заодно отвыкли от алкоголя, а главное, морфина.
     - Скажите, доктор, - обиженно отозвался юноша, - вы и впрямь считаете меня душевнобольным? Но вы ведь и сами не можете отрицать, что чувствовали тот таинственный запах; более того, я уверен, что его чувствовали все пассажиры "Прозерпины".
     Чтобы скрыть свое смущение, доктор отвернулся от юноши. Действительно, мистический запах несколько часов витал над лайнером. Врач скрыл тот факт, что одной даме сделалось до того дурно, что он долго приводил ее в чувство.

     * * *

     В десять двадцать утра судно остановилось в волгоградском порту. Большая часть пассажиров до вечернего отплытия покинула теплоход. На небе сгущались тучи. Какая-то тяжелая давящая сила нависла над судном. Оно тем временем спокойно покачивалось на волнах.
     В шесть часов вечера все пассажиры были в своих каютах; по судовому радио объявили, что корабль продолжает свой рейс: "Отдыхайте, дамы и господа!"
     Наступила ночь. И вот в каюту юноши, постучавшись, вплыла кухарка. В руке она держала бутылку водки.
     - Грустишь, поэт! Что-то ты давно не заходил ко мне на кухню. Вот я и решила порадовать тебя волгоградской водочкой. Знаешь, - сказала она, разливая по стаканам спиртное, - с нашим боцманом творится что-то неладное, - она выпила и утерлась рукой. - Представляешь, - продолжала она, понизив голос, - приваливает он сегодня ко мне: глаза навыкате, весь в щетине, и руки ходуном ходят. "Дай, - говорит, - опохмелиться, а не то я от страха с ума сойду." Я ему налила, конечно. Так вот, боцман мне и рассказывает: "Решил я, понимаешь, побриться на сон грядущий. Встал перед зеркалом в своей каюте, намылил харю и только бритву к лицу подношу, как вдруг из зеркала две желтые руки. Одна впилась мне в глотку, а другая уж направляет к горлу мою руку, в которой бритва зажата. Ну я, конечно, заорал. Руки-то как испарились, а я со всего маха по зеркалу кулаком. Оно, понятно, вдребезги".
     - Кстати, его долго расспрашивал твой дружок-врач, потом отвел меня в сторону и говорит мне на ухо: за ним, мол, глаз да глаз нужен. Вполне вероятно, что у нашего боцмана все признаки белой горячки, что пока, мол, его срочно в изолятор поместить нужно. Есть у нас такой. Вот такие наши дела. А ты чего не пьешь? Пей, я сейчас еще принесу.
     Через час кухарка и юноша были в стельку. Женщина грузно покачивалась на табурете из стороны в сторону и плакала. Плач ее напоминал вой волчицы. Юноша обалдевшими глазами смотрел в иллюминатор. Над Волгой повисла громадная кровавая луна.
     - Куда ты все смотришь? - всхлипнула женщина. - Ты лучше на меня посмотри. Да что ты такой робкий? Обними же меня. Ведь нас только двое осталось... Мы, может, созданы друг для друга.
     Пронзительные человеческие вопли заставили юношу и кухарку вскочить со своих мест.
     - Крысы, крысы! - раздавались отовсюду человеческие голоса. Юноша с кухаркой выскочили на палубу и чуть не растянулись на месте: палуба под ними была живая. Полчища серых тварей неслись по ней с отвратительным писком. Люди выскакивали из своих кают, так как крысы были и там. С криками пассажиры метались взад и вперед. Крысы были повсюду: в трюме, в каютах и даже в капитанской рубке.
     - Откуда они взялись, черт их возьми! - кричал капитан, стряхивая с себя гнусных тварей.
     Люди падали и кричали от ужаса и укусов. Юноша потерял кухарку из виду; он вскрикнул, когда крыса величиной с котенка, сомкнув челюсти, повисла на его руке.
     По палубе, спотыкаясь, бежала молодая женщина и истошно кричала:
     - Позовите доктора, моего ребенка укусила крыса!
     В этот момент раздался хриплый голос капитана:
     - Спокойствие! Сохраняйте спокойствие! Всем матросам корабля приготовить брандспойты! Водяной струей по крысам!
     Луна ярко освещала происходящее на корабле. Из семи мощных брандспойтов ударила вода. Матросы старались сильным напором воды сбросить отвратительных противников за борт. Но так как твари оккупировали весь корабль, изрядно досталось и пассажирам. Приходилось обрушивать удары воды на каждый метр судна. Мощные струи сбивали с ног людей, захлебывающихся в ужасе. Потом, как по сигналу, к брандспойтам присоединились огнетушители. Все палубы покрылись белой пеной и водой, в которой барахтались люди и опасные млекопитающие. Апофеозом катастрофы стала точно сработавшая корабельная пожарная система, и сирена присоединила свой мощный душераздирающий вой к крикам перепуганных насмерть людей.

сделано за 0.0042 сек.