Самолетов снова шагал по воспетому еще Хейли аэропорту Далласа к стойке регистрации рейса на Москву. Две девочки у аэрофлотовской вывески о чем-то безразлично ворковали - регистрация еще не была объявлена. Потоптавшись у стойки, Никита осмотрел терминал, чтобы найти место, где можно было бы комфортно расположиться и сбросить сумку с плеча. И здесь он заметил ее. Она сидела на подоконнике огромного окна, выходящего на стоянку перед аэропортом, и обнимала огромного, почти в человеческий рост, плюшевого зайца. Рядом стояли два больших чемодана из черного пластика. Выражение ее глаз было утомленно-печальным. По этому взгляду Никита ни секунды не колеблясь определил, что она русская, что она летит в Москву тем же самолетом и что у нее какие-то неприятности.
     Подчиняясь непреодолимой магнетической силе, он направился к тому же оконному витражу и, небрежно сбросив сумку с плеча, уселся метрах в двух от одинокой девушки. Похоже, они были единственными пассажирами этого рейса, оказавшимися в аэропорту в столь ранний час.
     Девушка спокойно повернула голову и невозмутимо бросила: "Привет!" - так, как будто они уже были знакомы тысячу лет.
     - Привет, - улыбнулся в ответ Никита.
     Девушка отвернулась и, качаясь вместе с зайцем, также невозмутимо стала осматривать потолок. Между тем Никита украдкой начал ее исследовать.
     Одета девушка была по европейской моде с московским шармом: черные расклешенные брюки, красиво гармонирующие с тупоносыми ботиночками на высоком немного стоптанном каблуке, и кокетливо приталенный пиджачок, из-под которого виднелась серая бархатная блузка без воротника.
     Девушку нельзя было назвать писаной красавицей; ее лицо больше напоминало лицо очень милого ребенка, волнительно сочетаясь с тонкой, но сильной фигурой, длинными ногами и гибким станом.
     Странно, но левая ладонь ее была перевязана окровавленным бинтом и наспех заклеена лейкопластырем.
     - Давно сидишь? - закончив осмотр, спросил Никита.
     - Часа два.
     - Здоровый заяц! - кивнул на ушастую игрушку Никита.
     - Это подарок, - с нежностью прижимая к себе зайца, пояснила девушка.
     - А что с рукой?
     Девушка поморщилась, взглянув на свою перевязанную руку, словно вспоминая о чем-то неприятном:
     - Так... Порезалась... За нож схватилась.
     - А-а, - протянул Никита, слегка заинтригованный таким ответом. - Больно?
     - Нет, уже не больно. Щиплет немножко.
     - Бывает, - заключил Никита, не спрашивая, при каких обстоятельствах это произошло, чтобы не показаться назойливым. Дорога предстоит длинная, если захочет - сама расскажет.
     - Это мой любовник, американец, меня поранил, - вдруг неожиданно призналась девушка, - когда выгонял меня из дома:
     Никита удивленно уставился на попутчицу, опешив от такого сообщения. Это было изумительно: как легко вдали от родины соотечественники находят контакт и доверяют друг другу самые интимные подробности своей жизни! А ведь будь они в Москве, такое очаровательное создание едва ли удостоило бы его вниманием.
     Они еще немного помолчали. Вдруг девушка резко поднялась и протянула ему зайца:
     - Подержи, я сейчас.
     - Конечно, - довольный таким доверием, сказал Никита, принимая в объятия большого, но удивительно легкого зайца с нагло ухмыляющейся физиономией. В ту же секунду он ощутил тончайший запах модных в этом сезоне духов с жасминовым оттенком.
     Девушка решительно направилась к стойке регистрации, и Никита окончательно оценил привлекательность ее фигурки, к которой добавлялась кошачья манера ходить слегка приподняв головку на тонкой загорелой шее.
     Поговорив о чем-то с представительницами аэрофлота, она, слегка раздосадованная, вернулась к своим чемоданам, достала из маленькой сумочки записную книжку и стала как ни в чем не бывало внимательно ее изучать, так и не забрав у Никиты зайца.
     Теперь они стали похожи на ожидающую начала посадки семью с ребенком, роль которого играл хамоватый зайчишка. Поразительно, как почти ничего не сделав, девушка уже получила Самолетова в свое полное распоряжение. У Никиты теперь не было и тени сомнения, кто будет дальше тащить два ее здоровенных чемодана.
     - Что они говорят? - спросил он.
     - Сейчас начнут. Хотя они опаздывают уже на полчаса, а я безумно голодна.
     - Кстати, меня зовут Никита, - поняв, что пришло время познакомиться, сообщил Самолетов.
     Девушка, не отрываясь от записной книжки, спокойно ответила:
     - Друзья зовут меня Текилой - догадайся, почему.
     - Ты любишь текилу?
     - Молодец! - наконец улыбнулась в первый раз девушка не только губами, но и уголками сузившихся глаз. И тут Никита понял, что серьезно влип, настолько эта улыбка была обезоруживающе мила - как гримаска непредсказуемой судьбы.
     Между тем к стойке уже вилась небольшая очередь, которая с каждой минутой пополнялась все новыми и новыми сосредоточенно-озабоченными пассажирами. "Господи, - подумал Никита, - еще полчаса назад все они были такими милыми и приветливыми людьми, но стоило им встать в очередь к стойке с надписью "аэрофлот", где стояли две неулыбчивые тетки, как их словно могильным холодом обдало". Впрочем, Никита ощутил, что и сам сделался напряженно-хмурым, как только подтащил к хвосту очереди чемоданы своей новой знакомой. Он попробовал было улыбнуться стоящему впереди мужчине в дорогом атласном костюме, которого он нечаянно задел одним из чемоданов, однако улыбка получилась только со второй попытки, да и то какая-то неестественно вымученная.
     - Сорри, сэр! - почему-то по-английски извинился он.
     Мужчина что-то хмуро и неразборчиво буркнул, после чего достал из кармана перстень-гайку с платиновой печаткой и массивный золотой браслет и стал сосредоточенно прилаживать все это на правую руку.
     Зарегистрировав билеты, Никита, с сумкой через плечо и с двумя чемоданами на колесиках, вместе с Текилой переместился к контрольно-таможенной службе, которая была последней инстанцией перед залом ожидания и самолетом. По обыкновению, она состояла исключительно из вьетнамцев, с явным трудом изъяснявшихся по-английски. В России посчитали бы, что в аэропорту этот вид деятельности выкупила вьетнамская мафия - хотя ясно, что никакой выгоды здесь получить нельзя. Скорее, наоборот: никто, кроме азиатских иммигрантов, не захотел подставляться под рассеянные лучи рентген-контроля.
     Как только Самолетов предъявил сумку к досмотру, его отозвал в сторону шустрый вьетнамец, едва достающий Никите до груди, который потом долго водил по всем углам сумки каким-то прибором, подозрительно вглядываясь в индикатор.
     "Что ж у меня такое с внешностью, - озадаченно подумал Самрлетов, - что на границе еще ни разу не было случая, чтобы та или другая сторона меня не шмонала? Вот и выбери тут имидж для путешествий по свету: будешь похож на бандита - тебя нормальные люди будут бояться, а будешь похож на нормального - грабители начнут приставать ".
     - О'кей, - наконец, кивнул вьетнамец и махнул рукой, показывая, что все в порядке и можно проходить на посадку.
     - Простите, а что вы так тщательно искали? - раздираемый любопытством, поинтересовался у таможенника Никита.
     - Да так, ничего особенного... Динамит!
     - А-а, - понимающе кивнул Никита и, подхватив сумку, поискал глазами Текилу, которая со своими чемоданами в очереди на досмотр была прямо за ним.
     К своему удивлению, он нашел ее скучающей и глазеющей по сторонам у стойки контроля, в то время как все узкоглазые таможенники сгрудились у экрана рентген-контроля и, глядя на него, о чем-то громко спорили на своем родном наречии.
     - Что случилось? - с усмешкой спросил ее Никита. - Ты прихватила с собой пару килограммов пластита?
     - Не вижу ничего смешного, - не отреагировала на его шутку Текила и кивнула в сторону вьетнамцев. - Эти придурки утверждают, что я везу с собой пистолет.
     От изумления Никита сразу не нашел что сказать, но вспомнив ее рассказ о поножовщине, решил, что удивляться еще рано.
     Между тем старший вьетнамец что-то громко приказал остальным. Те немедленно изъяли чемодан из утробы рентгена и отнесли его на тот же стол, где досматривали Никиту.
     - Мадам, - обратился старший к растерянной девушке, - не могли бы вы открыть свой чемодан? У нас есть подозрение, что вы везете с собою двуствольный пистолет.
     - Бред какой-то, - пожав плечами, ответила Текила, подошла к столу и щелкнула застежками на чемодане.
     Никита, снедаемый любопытством, что это за двуствольный пистолет и зачем он понадобился этой девушке, с интересом следил за происходящим вместе с собравшейся у стойки контроля внушительной толпой соотечественников и американцев.
     Покопавшись во внутренностях чемодана, таможенник извлек на свет божий прямоугольную коробку нежно-розового цвета.
     - Что это? - показав на коробку, спросил он Текилу.
     Девушка как будто проснулась от глубокой спячки. Густо покраснев, она грубо бросила, готовая каждую секунду расплакаться:
     - Ничего!
     - О'кей, - сказал таможенник, вспыхнув узкими даже по вьетнамским меркам глазами. Толпа в напряженном ожидании затаила дыхание.
     Аккуратно раскрыв коробку, он нащупал что-то внутри. Алчно крякнув - словно искатель сокровищ, ударившийся лопатой обо что-то твердое - он ловким движением извлек на всеобщее обозрение... большой розовый вибратор в форме мужского члена.
     После секундного замешательства изумленная толпа грохнула доходящим порой до истеричных высот раскатистым хохотом, который, разбившись о потолок, посыпался многочисленными осколками, отражаясь от стен и вызывая всеобщее недоумение во всем терминале.
     Перепуганный таможенник суетливо попытался засунуть вибратор обратно в коробку, но у него впопыхах это никак не получалось. Тогда он швырнул его вместе с упаковкой в чемодан, как мерзкую змею, и, словно боясь, что она выпрыгнет обратно, быстро захлопнул его.
     - Извините, мадам, - в униженном поклоне обратился он к Текиле, на которую жалко было смотреть, и протянул ей документы, - можете пройти на посадку.
     Тут же двое вьетнамцев схватили чемоданы Текилы, быстро облепили их маркировочными талонами и поставили на бесконечную ленту, увозящую вещи на погрузку в чрево самолета.
      
     * * *
      
     - Да не расстраивайся ты так, - сидя рядом с Текилой в салоне лайнера, успокаивал ее Самолетов.
     - Какие уроды! - в десятый раз восклицала девушка, жуя купленный ей Никитой в аэропорту гамбургер и запивая его кока-колой из пластмассового стаканчика со вставленной в крышку соломинкой.
     - Я думаю, их смутили пальчиковые батарейки, которые при просвечивании на экране вместе с остальным хозяйством... - Никита подавил спазм смеха, - ...выглядят как патроны, вставленные в двуствольный пистолет.
     - Ну почему мне так не везет? - спросила она кого-то наверху.
     - Да ладно, потом сама будешь смеяться, вспоминая этот случай.
     - Я не про это, - она скорчила грустную гримасу. - Последнее время у меня вообще одни неприятности.
     - Ты имеешь в виду это? - Никита кивнул на порезанную руку.
     - И это тоже, - девушка отвернулась к иллюминатору, где как раз проплывало здание аэропорта: самолет выруливал на взлетную полосу.
     Они устроились в самом конце самолета, где практически все места для курящих были свободны и можно было откинуть спинки передних кресел, соорудив таким образом почти настоящую трехспальную кровать.
     - Лучше пустой "Ил", чем полный "Боинг"! - философски заметил Никита, позаимствовав с соседних кресел пару одеял, чтобы подкладывать их под голову во время семичасового перелета до промежуточной посадки в Шеноне.
     Во время своих полетов в Америку и обратно Никита заметил странную закономерность: в Штаты самолеты обычно летят, забитые пассажирами под завязку; обратно же они редко бывают заполнены даже на две трети. Он все время мучительно пытался понять, куда же деваются остальные путешественники.
     - Кстати, ты не собираешься пристегнуться перед взлетом? - спросил девушку Никита, нащупывая свой ремень безопасности.
     - А... - отмахнулась та, - я никогда не пристегиваюсь.
     - Зря. Если самолет упадет, можно больно удариться.
     - Я верю в судьбу. Если я и умру, то вовсе не от этого.
     - А от чего?
     - Наверное, меня кто-нибудь убьет, - ответила Текила, поправляя бинт на руке.
     - Ты имеешь в виду своего приятеля, который тебя порезал?
     - Кевин? Вряд ли. Он слишком слабохарактерный. Если бы я сама не схватилась за ножик, который он у меня отнял, ничего бы не было.
     - Получается, ты сама на него с ножом бросилась?
     - Не на него, а на его подружку. Представляешь, мы жили с ним вместе больше года, а он приводит в дом какую-то наглую девку и требует, чтобы я убиралась!
     - Подлец...
     - Еще какой! Утверждает, что я ему изменила. Застал меня наедине с Юликом, своим приятелем, а между нами ничего и не было.
     - Юликом? - Никита удивленно поднял глаза на Текилу.
     - Да. Ты что, знаешь его?
     - Нет, - сделал равнодушное лицо Никита, почему-то решив не выдавать свое знакомство с этим прохиндеем. - Просто имя странное: как у женщины. Первый раз такое слышу.
     - Подумаешь, я была без трусов, - продолжала сокрушаться Текила, - я переодевалась. Разве это повод обвинять меня черт знает в чем?
     - Конечно, нет - невозмутимо согласился Никита, - дело житейское.
     - Да если бы он знал, сколько у меня было любовников! И я никому не изменяла! Я же знаю, что моя измена - это только повод. Просто они нашли новых баб для развлечений, а кроме нашей квартиры их некуда было поселить. А я им мешала.
     - Постой, они разве не поссорились после случая с тобою?
     - С какой стати! Они по таким пустякам не ссорятся. У них вообще странные отношения. Делят все пополам: и бизнес, и квартиру, и баб.
     Самолетова очень заинтересовала эта история; к тому же, ему хотелось как можно больше узнать о личности Юлика, и он продолжил задавать наводящие вопросы:
     - Никогда не поверю, что другая девушка, оказалась лучше тебя.
     - В том-то и дело! Они вытащили из тюрьмы каких-то русских вертихвосток и думали, что теперь те из благодарности будут с ними спать.
     - Подожди, прямо какая-то детективная история! А кто эти девушки и как они попали за решетку?
     - Да откуда я знаю! Мне это абсолютно безразлично. Главное, что Кевин меня бесстыдно предал.
     В глазах Текилы показалась предгрозовая краснота: похоже, она и вправду пережила горькое разочарование.
     - Вот всегда у меня в жизни так, - горько вздохнула она. - Кажется, что вот, наконец, нашла близкого человека; жизнь приобретает смысл и порядок. А в один прекрасный день тебя выставляют на улицу, и ты остаешься совершенно одна, без крыши над головой, и даже некому пожаловаться на свою судьбу.
     Она сделала ударение на слове "некому", при этом красноречиво посмотрев на Самолетова. У него в голове сразу мелькнула мысль, которая не могла не возникнуть после такого взгляда. А именно: "Господи, как хочется пожалеть и взять под свою опеку эту девочку с полностью отшитой головой! Может быть, ты, Господи, специально посылаешь мне замену того, что я недавно утратил?"
     - Никому я не нужна, - продолжала сетовать девушка, словно выпрашивая у Никиты соболезнование и сочувствие, - отовсюду меня выгоняют. Вот и сейчас я лечу в Москву, а мне там даже негде жить.
     Последняя фраза несколько насторожила Никиту слишком прямолинейным намеком, к чему бы это она могла клонить.
     - Разве у тебя не осталось родственников в Москве? - спросил он.
     - Почему же, у меня их там полно. Особенно на Новодевичьем кладбище.
     Никита поежился.
     - А родители твои где? - спросил он, приготовившись услышать печальную и, не исключено, выдуманную историю.
     - Вообще-то в Москве у меня живет отец, - Текила невесело улыбнулась, - но у него давно другая семья, так что меня там не особенно ждут.
     - А мать?
     - А мать живет в Америке, у нее тоже другая семья. Туда меня хотя и зовут, но тоже вряд ли ждут.
     - Постой, но в Москве ты же где-то прописана?
     - Не знаю, никогда не интересовалась этим. Наверное, в своей собственной квартире я и прописана.
     - Ничего не понимаю, -отчего-то Никита тем меньше верил своей попутчице, чем больше она о себе рассказывала. - Если у тебя есть квартира в Москве, почему ты не можешь в ней жить?
     - Да потому что отец сдает мою квартиру другим людям.
     - Как это?
     - Мой папа - профессор математики в университете, - страдальчески, как будто это самое большое горе в их семье, стала объяснять Текила. - Но там платят так мало, что жить он может только на деньги от моей квартиры.
     - А как же ты?
     - Я же не могу обрекать собственного отца на голодную смерть!
     Вероятно, слова об отце и голодной смерти окончательно расстроили Текилу: краснота с ее глаз перешла и на нос.
     - Да, конечно, - согласился Никита, чувствуя, что девушка вот-вот разревется.
     - Я же его так люблю... И он меня любит... Только нам с ним не везет...
     Две крупные, словно божьи коровки, слезы вдруг выползли из глаз девушки и скатились на нагло ухмыляющегося зайца.
     - Ну, не надо. Все наладится, - попробовал успокоить ее Никита.
     Но Текила, уткнувшись в заячий плюш, лишь окончательно распустила сопли, так что ее тонкие плечи начали вздрагивать, словно крылья неспособной взлететь раненой птицы.
     Никита не стал вмешиваться в нахлынувший на нее поток чувств. Самое умное, что он смог придумать - это уложить ее с ногами на два сиденья у иллюминатора и накрыть одеялом.
     Минут десять спустя Текила перестала издавать хлюпающие звуки. Однако ее плечи продолжали время от времени вздрагивать, что возбуждало в Никите странное отцовское чувство - как если бы дочь доверила отцу самое сокровенное, и теперь он стоял на страже ее секрета. Под одеялом Никита по-дружески погладил девушку по бедру, и его рука как-то сама собою осталась там лежать.
     - Все будет хорошо! - еще раз подбодрил Текилу Самолетов, но та ничего не ответила, лишь как-то странно повела бедром - то ли желая сбросить его руку, то ли просто устраиваясь поудобнее. Его рука оказалась у нее на животе, после чего девушка замерла, словно прислушиваясь к чему-то.
     Никите такое положение руки было не очень удобно, но убрать ее было как-то невежливо, и, чтобы она не затекла, он время от времени ею шевелил, чувствуя теплый подтянутый девичий животик. Время от времени девушка слегка меняла положение тела, и получалось, что рука Никиты без чьего-либо намерения сползала все ниже и ниже в небольшое пространство между ее брюками и горячим телом. И чем ниже спускалась рука, тем большее тепло чувствовал Самолетов.
     Поглядев на Текилу, лежащую с закрытыми глазами, Никита не смог определить, спит она или только притворяется спящей, чувствует его руку или сейчас проснется и, обнаружив ее почти у себя в паху, закатит ему маленький скандал. Эта неопределенность кружила голову и заставляла кровь пульсировать в бешеном ритме.
     Наконец он решился на радикальный поворот событий. Едва заметным движением пальцев он выдавил пуговицу ее брюк из петли, отчего брюки расстегнулись и застежка на молнии чуть-чуть сползла вниз, освободив его руке путь для дальнейшего продвижения, после чего Никита замер в ожидании реакции девушки.
     Текила, не открывая глаз, зашевелилась, как будто слабо протестуя, но не отбросила его руку, а даже наоборот, чуть-чуть повернулась на спину, ложась поудобнее в предчувствии чего-то приятного, после чего замерла, так что Никита даже не слышал ее дыхания. Теперь дорога к заветной цели была открыта. И медленно, насколько это было возможно, осознавая, что только от него будет зависеть, как далеко он зайдет, Никита стал продвигать руку вглубь, дойдя сначала до линии, прикрываемой трусиками, а потом, поднырнув под них - до места, где он смог почувствовать жесткий пушок волос на ее лобке.
     Здесь он услышал и первый отклик от ее тела. Текила слабо, почти незаметно, вздрогнула и небольшими толчками стала сама приближать наиболее чувствительное место к кончикам его пальцев.

сделано за 0.0011 сек.