- Ну что же ты? Давай... - прошептала она почти неслышно.
     - У меня нет этого... Я без ничего.
     - Не бойся. Сегодня можно все. Давай...
     И она снова прикрыла глаза, голова ее слегка склонилась набок.
     И я стал давать.
     Я давал за все свои предыдущие неудачи на любовном фронте, я давал за свою ужасную низменную страсть к подглядыванию, я словно чувствовал, как она, эта зараза, уходит из меня, чтоб никогда уже не вернуться. Я давал со всей своей нерастраченной юношеской горячностью, я давал, давал, и дыхание наше стало шумным и жарким. Я давал и слышал ее тихие стоны, я давал, поражаясь точной слаженности наших движений. Я давал и чувствовал, что взлетаю на край, еще чуть-чуть и случится, то, что она разрешила. "Сегодня можно все". Бывают ли слова слаще?
     Особенно, если в первый раз.
     Я не знаю, какую я проживу жизнь. Длинную или короткую. Но если есть некто, кто управляет нашим разумом и чувствами, то я хотел бы попросить его только об одном - чтоб никогда не стерлись из моей памяти эти волшебные минуты моей первой близости с любимой девушкой. С моей женщиной. С той, с которой я стал мужчиной.
     Я почувствовал, что все - сейчас. Сейчас.
     И это началось. Остановиться было невозможно.
     Я выдыхал ей в ухо ужасные, стыдные слова:
     - Наташа! Я спускаю! Я спускаю! Я спускаю. Я спускаю... Любимая... О-о!
     Я бился в сладчайшей, невообразимой судороге. Я наполнял ее.
     Я попытался разобрать ее страстный шепот и услышал:
     - Я почувствовала! О, боже, я почувствовала. Ой, я чувствую! Ой, ой, ой...
     Ее тело вдруг стало, как стальная пружина, она выгнулась мне навстречу и мелко задрожала, груди ее стали такими твердыми, что я ощутил это рукой, она громко взвизгнула и впилась зубами в мое плечо, не впилась, а скорее просто уткнулась в него раскрытым ртом и тонкое, длинное "а-а-а-а" завершило ее и мое сладкое страдание. Она откинулась назад, а я, стараясь удерживаться на локтях, упал на нее.
     Никак не получалось дышать нормально. Тоже мне, спортсмен, подумал я про себя. Ее тело сотрясалось, как после рыданий. Я стал целовать ее щеки, я шептал ей, что люблю ее, что буду любить всегда, я спросил, хорошо ли ей было? Да, ответила она, всхлипывая.
     - Ты не жалеешь? - шепнул я ей.
     - Нет, я сама этого хотела, - ответила она с обескураживающей искренностью.
     - Со мной - хотела? - спросил я.
     - С тобой, с тобой, - она легко поцеловала меня в нос.
     - Люблю тебя, - повторил я в который раз за этот вечер.
     - И я тебя.
     Удивительно, но там, внизу, мой дружок, хотя и подрастерял почти весь свой задор, тем не менее не желал покидать гостеприимное пространство. Еще более удивительно оказалось то, что минут через десять, когда мы уже могли дышать спокойно и шептали друг другу всякие нежности, он, словно обидевшись, что о нем забыли, начал подниматься и быстро встал во весь рот. Там, где и был.
     Мы с Наташей посмотрели друг на друга удивленно.
     - Что это значит? - рассмеялась она.
     - Наверное, мы плохо полили нашу розочку.
     - А, по-моему, даже чересчур.
     - Нет, плохо, - я потихоньку задвигался.
     - Нет, хорошо.
     - Но можно еще лучше, - я увеличил темп.
     - Куда уж лучше...
     Я закрыл ее рот поцелуем. Она отвернулась в сторону и прошептала:
     - Пообещай мне.
     - Что? - мы уже двигались в унисон.
     - Ты такой умный, но недогадливый. Пообещай!
     - Что? Что?
     - Что мы поженимся...
     - Конечно, любимая, конечно. Мы поженимся, - я двигался сильно, резко.
     - Игорь... Игорь... - она звала меня словно откуда-то издалека.
     - Тебе хорошо? - спрашивал я. Кульминация приближалась.
     - Да, да, только не спеши так, давай, помедленнее. О, боже! Игорь, что ты со мной делаешь. О, боже! Я не могу! Я не могу! Ой, ой!
     - Наташа, ты моя самочка, я овладел тобою, я овладел тобою, ты мне дала...
     - Да, а ты мой самец, я отдалась тебе, я дала тебе, ты меня взял. И я рада. Ох! Я не могу, мамочка, о, боже, я не вынесу этого, ой, что ты делаешь со мной! Ой, ой, разве так можно, дрянной мальчишка, я не могу, я умираю...
     И мы взлетели второй раз. Также высоко, как в первый. А может и выше.
     И снова я шептал ей в ухо запрещенные слова.
     - Я полил тебя там опять, Наташенька. Я полил тебя.
     - Ты мой садовник. Спасибо. Я слышала, это очень полезно. Для розочек.
     - Тебе понравилось, Наташенька?
     - Любимый, как мне хорошо с тобой.
     Прошла вечность, и Наташа шепнула:
     - Давай встанем.
     Я лег на спину. Я не стеснялся, что она видит меня всего.
     - Вот это и есть - то самое? - она тихо рассмеялась.
     - Полчаса назад, вы, мамзель, были этим очень довольны, - ответил я ей в тон.
     - Вы же знаете, синьор, девичья память так коротка.
     Мы рассмеялись. Теперь мы сидели на нашем медведе, я обнимал ее, и нам было легко и радостно. Невообразимая пустота звенела в голове.
     - Наверное, пора, - она посмотрела на меня виновато и с сожалением.
     - Ничего себе. Десять часов! - я, действительно, не ожидал, что уже столько
     времени.
     - Пора. Мои придут через полчаса.
     - Тогда я одеваюсь?
     - Да,- она уткнулась лбом в мою грудь, - но я не хочу, чтоб ты уходил.
     - Я приду еще.
     - Я буду ждать тебя.
     Я встал на ноги и стал одеваться, а она так и сидела на своем медведе, в расстегнутом, тонком халатике.
     - Я готов, - сказал я через пару минут.
     - Уходишь? - она стала на колени и прижалась головой к моему животу.
     - Наташа, я так никогда не уйду.
     - И не надо. Не уходи. Ты теперь мой муж и должен жить со мной.
     - Хорошо, но твой муж должен хотя бы закончить школу, - я засмеялся.
     - Вот понесу от тебя, будешь знать.
     - Не шути так, заикой сделаешь. Одна уже понесла.
     Я не понял, как это из меня вырвалось.
     - Кто? - она смотрела на меня изумленно.
     - Наша Светочка, от нашего Димочки, - чего уж было молчать.
     - Не может быть! А ты откуда знаешь?
     - Увы, нечаянно услышал их разговор, - неправдой было только "нечаянно".
     - Кошмар. Что же она будет делать?
     - Вот этого я не знаю. Аборт, наверное.
     - Ужас. Бедная Светка. А он-то, от горшка два вершка!
     - Тем не менее, смог, как видишь. Так что ты меня этим не пугай, ага?
     - Боже, я не могу успокоиться. Вот это новость!
     - Наточка, ты забыла? Я ухожу.
     - Уходишь? Жаль. Давай прощаться, да?
     - Не прощаться, а досвиданькаться.
     - Тогда, до свидания.
     - До свидания. Люблю тебя, моя хорошая.
     - Не забывай об этом и в другие дни недели, - она слегка улыбнулась.
     - Пока. Все будет хорошо. Вот увидишь.
     - Увижу.
     И она закрыла за мною дверь.
     Домой я не шел, не бежал, я просто летел. Я увидел Мишку, который тянул за руку Катеньку, и мне это было безразлично, прежде я бы непременно пошел за ними, теперь они мне были не нужны. Я был свободен, вы слышите, я преодолел себя, моя любовь, мое чудо, моя Наташа помогла мне избавиться от моего недуга.
     Я вспомнил, что видел на вокзале маленькую книжку "лечение сексом", неужели и мой случай там описан? Если нет - впишите, я разрешаю. Только имен наших не называйте. Напишите просто: "девятиклассник вылечился от вуйаризма, потому что любимая подружка дала ему". Я уже знал, как называется то, чем я болел.
     Это никогда не повторится. Потому что у меня есть ты, любимая.
     Был сильный мороз, а мы все ходили и ходили по безлюдным улицам нашего городка. Как на грех, я был без шапки. В итоге Наташа простыла и заболела, так что несколько дней не ходила в школу. А я обморозил уши. Они у меня стали большие, как у слона. Почти каждый день я приходил к Наташе домой, повод был, уроки принес. Ее матушка отнеслась ко мне вполне доброжелательно. Отец, правда, зыркнул подозрительно и промолчал, ну и на том спасибо.
     В школе под чутким руководством учителя рисования мы стали готовить к Новому году пьесу "майская ночь или утопленница", все так увлеклись этим, должно получиться нечто грандиозное. Сколько учусь, впервые за роли была драчка.
     С Наташей быстро решили, что делать с нашими записями. Мы оставим их потомкам. Она соберет тетради, передаст мне, а я, разиня, уроню их в простенок между корпусами. Немного жаль, писал, писал. Но, не дай бог, если кто прочтет.
     Репетиции проводились после занятий, когда на улице было уже совсем темно. На последнюю репетицию Наташа все же пришла. Она уже практически выздоровела. Я отвоевал для нее маленькую роль императрицы Екатерины, всего три-четыре слова, но главное, что она тоже была с нами, со мной. Мы сидели за одной партой, все согласно сценарию бубнили свои слова, а я украдкой сжимал ладонь моей девушки. И вдруг погас свет. Началось что-то неописуемое. Фантастический мир гоголевского сюжета будто ворвался в класс. Кто-то визжал, кто-то выл, а мы с Наташей, не сговариваясь, стали целоваться. "Света не будет еще полчаса" объявил кто-то из коридора, гвалт продолжался, я потянул Наташу за руку, и она послушно встала и пошла за мной, мы натыкались на других учеников, буйно бегавших по классу, кто-то хватал меня за руки, я продирался по направлению к двери и вел за собой свою девушку. Наконец, я понял, что мы вышли в коридор, и повернул налево, мы шли быстро, почти бежали, левой рукой я касался стены и это позволило мне точно определить нужный поворот, нужную дверь, она была открыта. Мы вошли, и я плотно прикрыл за собой дверь. Это была другая сторона здания, и луна кое-как освещала внутреннюю часть комнаты. Я знал одно, сюда никто не должен прийти. Тем не менее я схватил стул и вставил его ножкой в ручку двери. Я обнял Наташу, и мы подошли к окну. Я прижал ее к подоконнику, и мы стали целоваться, как сумасшедшие. Мне казалось, что я не видел ее целую вечность. Я стал на одно колено и запустил ладони под ее толстое шерстяное платье и стал гладить ее ноги.
     - Я не сумею все это снять с тебя, - прошептал я.
     - Пусти, я сама, - рассмеялась она.
     И действительно, она сняла с себя все так быстро, что я поразился, хотя она просто сдвинула одежду вниз, к коленям. И я припал к ней, лихорадочно дергая молнию своих брюк, она чуть не заела в самый ответственный момент, но вот все, орудие к бою готово, и я опять прильнул к Наташе. Я взял ее за попку и посадил на широкий подоконник, сдвинул к щиколоткам всю ее галантерею, раздвинул ее колени и вдруг услышал:
     - Игорь, а это самое?
     - О, черт, конечно, конечно.
     Я завозился в кармане, нашел этот злосчастный пакетик, спасибо Мишке, рванул зубами его бумажную обертку, достал заветное изделие и стал одевать, делать этого я не умел, козел, что стоило потренироваться дома, но, наконец, вроде напялил, она все это время терпеливо ждала меня - не самая лучшая сцена в любви.
     - Ты хорошо надел? - спросила она озабоченно.
     - Да, вроде, - прошептал я и прижался к ней.
     - Сегодня такой день, без этого никак нельзя, - тихо сказала Наташа.
     - Да, да, - выдыхал я, ища заветную щелку.
     Меня явно ждали, моя торпеда сразу попала в цель и достигла заветной глубины.
     - Тебе хорошо? - шепнул я ей.
     - Да, да, милый, - она дышала в такт моим толчкам, шумно и страстно.
     - Наташа, я уже близко, - простонал я, ощутив приближение взрыва.
     - А я... А я, я уже, - охнув, она упала головой на мое плечо и задрожала.
     Через секунду я взлетел, взорвался и не смог сдержать стона, больше похожего на рычание. Мы падали на землю вместе, тесно прижавшись друг к дружке. Мы учились дышать, и дыхание к нам вернулось, мы учились говорить, и речь к нам вернулась.
     Дольше всего мы не могли сообразить, где мы находимся.
     А когда поняли, то стали приводить в порядок одежду со скоростью застигнутых любовников. Но все обошлось. Вот только я не мог придумать, куда девать отработавший элемент. Не бросать же в классе. Поднимут на дыбы всю школу. И я завернул его в бумажку и сунул в карман, чувствуя, насколько это ужасно. Где-то там же, в кармане, лежал разорванный пакетик. В нем был еще один шанс нашей рискованной близости. Но нет, не сегодня. Интересно, почему их кладут по два? Надо спросить Мишку. Как хорошо, что он меня выручил.
     Мы торопливо вернулись в класс. Свет включили именно тогда, когда мы
     подошли к двери. Господи, как нам везет! Репетиция продолжилась.
     Я дописываю эту тетрадь ночью, после этой репетиции, после наших объятий в ночном классе. Я перелистал все от начала до конца. Конечно, кое-что вышло коряво. Но я ничего не буду переделывать. Это все равно, что пытаться править прошлое. Что было, то было. Я знаю одно. Я был искренен в своих записях. Я ничего не соврал, не приукрасил. Я был плохим, я был хорошим. Вот так.
     Принимайте меня таким, какой я есть.

     Тетрадь Наташи

     Говорят, весна пора любви. А что делать, если она приходит зимой? Как ко мне. Я влюбилась. Влюбилась по-настоящему. Даже не ожидала от себя такого. Мишка, и все что с ним было, теперь где-то далеко-далеко, словно и не со мной все это произошло. Я люблю Игоря. Он, оказывается, такой славный. Как я раньше не замечала? Мы встречаемся каждый день. И если с Мишкой мы и на люди-то не показывались, все только жались по углам, то с Игорем мы ходим везде и всюду. Культурная программа у нас в городке невелика, особенно зимой, но тем не менее мы посетили и наш музей с историческими черепками греческих амфор, и концерт симфонической музыки, который попал в наш городок скорее по какому-то недоразумению, и выставку советской графики, которую привез с собой некий художник, решивший провести зиму у моря.
     Везде мы вели себя плохо. Мы целовались, спрятавшись за скульптуру древнего грека, который, правда, тоже не отличался скромностью, так как был голый. Я, смеясь, увернулась от губ Игоря и едва не уткнулась носом в мужское начало грека, которое печальной сосиской свисало вниз, к полу. На концерте Игорь взял мою руку в свою, и так мы сидели все время, это очень не понравилось какой-то бабуле, а когда он положил руку мне на колено, эта мымра не смогла удержаться и прошипела что-то насчет Рахманинова и прямо связанной с этим скромностью. Игорь руку убрал. Но мы рассмеялись. На выставке графики мы вообще обнаглели, мы ушли в дальний зал, где абсолютно никого не было, только мы и передовики труда, строго взиравшие на нас со своими молотками, граблями и тяпками. И там, под пристальными взглядами стахановцев и челюскинцев мы сначала тихонько целовались, а затем Игорь стал гладить мою грудь сквозь свитер, я совсем не противилась, почувствовала его ладони на бедрах под юбкой, он гладил мои ноги снизу вверх, но при этом мои бедра обнажились до самых трусиков. И не было сил противиться, и хотелось, чтоб он так ласкал меня, хотелось поцелуев, мне хотелось любви. Мы встречались вечерами, я трепетала от его рук, от его пальцев и прежняя тревога закралась в мою душу. Сомнения мои были такими сильными, что я, страшно сказать, решила отдаться Игорю. Мне хотелось, чтоб все произошло по-настоящему. По-взрослому. Мы любим друг друга. Мы изводим друг друга ласками. Но может это нехорошо, что мы все время вот так, руками, да пальцами. Хочу по-настоящему, шептала я себе, хочу, чтоб было все. И я стала строить планы. Так, мы оба неопытны, думала я, значит, нужно рассчитывать только на защиту по моему календарю. Получалось, что с третьего по десятое декабря. Гарантировано. Теперь, где? По-настоящему, значит, в постели, значит, дома. У него? Но как сказать, давай, я к тебе приду? Отнюдь! У кого-то из подружек? Нет у меня таких подружек. И потом, это сразу станет всем известно. Значит, только у меня дома. Я смотрела на красную пятерку в календаре и ничего не могла придумать. Ведь матушка почти все время дома. Пятое число снова попалось на глаза. Бог ты мой, да вот же оно! Пятое! День славной сталинской Конституции. Вечером мои пойдут на торжественное собрание, потом будет концерт. Обычно они меня берут с собой, но в этот раз я скажусь больной, я это умею. Ля-ля-ля! Все! Так и сделаем.
     Вот так, холодно и расчетливо, я подошла к этому вопросу.
     И все получилось просто чудесно. Никакого сравнения с тем ужасом, который я пережила с Мишкой. И пальчикам, извините за откровенность, не чета. Он сделал мне дважды, и оба раза было такое неописуемое состояние, что словами выразить просто невозможно.
     Я бесстыдница, да?
     Вы ханжи, те, кто так говорит.
     Что естественно, то не безобразно, долдонила нам историчка, когда мы в шестом хихикали над Давидом Микеланджело. А если так, то то, что сделали мы с Игорем, это тоже естественно и не безобразно. Почему же я все это описываю? Мы все так условились. Потом, я не описываю все подряд. Но от кое-чего я удержаться не могу. Я не могу не рассказать, как мне было приятно. Да, мне было приятно.
     Все, что он делал.
     И высшая минута... Как это сказать? Чтоб не подорвать устои? Я начиталась журналов и знаю, как называется то, что я испытала. Первый настоящий оргазм. Именно так. Причем это было у нас одновременно. Говорят, это бывает крайне редко. Но мои чувства слились с его. Я не вру, я почувствовала, да и он мне шепнул, что с ним происходит. И я ощутила.
     Я ощутила... Я ощутила... Я ощутила...
     Нежный толчок его семени. Один, второй, третий.
     Вот, что я ощутила.
     И моя невыносимо сладкая любовная судорога.
     Кажется, я потеряла сознание.
     А теперь четвертуйте меня. Но я ни от чего не откажусь. Ни от одного слова.
     Я люблю его.
     Так и запишите в приговоре.
     Утром следующего дня я смотрела на него со странным чувством собственницы.
     Мой, мой, стучало в висках, и мне было жарко от этой простой мысли.
     Что будет дальше? Обычная жизнь, предугадать которую почти невозможно. Все ближе новогодние праздники и все ближе время, когда, согласно нашему договору, мы должны собрать наши записи, наши тетради и начать читать их коллективно.
     Ха-ха-ха! Уж чего не будет, так это коллективных чтений. В этом я уверена. А вообще надо посоветоваться с Игорем. Мне так нравится с ним разговаривать. Я не говорю про остальное. А просто - поговорить. Так классно, что он у меня есть. Мой мальчик. Никому не отдам. Никому, никому.
     Мы долго гуляли по морозу, я простыла и я заболела. Игорь пришел ко мне, принес то, что наши сейчас проходят в классе. Я кашляю, а он отморозил уши. Они у него стали такими смешными, как лопушки. Нет, сказал он по какому-то поводу и покачал головой, а я стала смеяться, потому что его уши качались, словно у слона.
     - Ну как, серебряная точность определила, какой тебе оказывать почет?
     - Определила. Почет ниже тридцати семи с половиной не падает.
     - А я без температуры, но с ушами.
     - Вижу.
     - Про "вижу" анекдот есть классный, рассказать?
     - Расскажи.
     - На нудистком пляже. Хриплый от страсти мужской голос:
     "Девушка Вы мне нравитесь".
     "Я уже вижу".
     - Ты бессовестный, - я рассмеялась.
     - А что я такого рассказал? Анекдот, как анекдот.
     - Лучше расскажи, как там без меня?
     - Готовим пьесу на Новый год. "Майская ночь или утопленница".
     - Да, ну? Это столько работы.
     - Вот все и пашем день и ночь. И тебе роль есть. Я вытребовал.
     - Какая? Я же ничего не успею выучить.
     - Маленькая. Ничего учить не надо. Ты будешь императрица. Всего три слова.
     - Что - "господа, кушать подано"?
     - Ну, ты даешь. Ты императрица, причем тут "кушать"? Ты повелеваешь.
     - Повелеваю? Ну, тогда ладно.
     - Платье готовь.
     - Ничего себе, где же я возьму?
     - Найдешь, найдешь, гардероб, вон какой большой.
     - Ладно, что-нибудь скумекаем. Слушай, а как там Светка?
     - Не знаю. Все покрыто тайной. Я думаю, что на каникулах будет делать аборт.
     - Ты, надеюсь, никому не сказал?
     - Нет, никому. Только Коляну, Толяну и Ваське.
     - Боже! Как ты мог? Какому еще Ваське?
     - Ну, трактористу из совхоза, - он хихикнул.
     - Какому еще трактористу? Да ты надо мной издеваешься! - наконец, поняла я.
     - А что, и пошутить нельзя?
     - Хороши шутки. Это ужасно. Бедная девочка. Игорь...
     - Что?
     - Мы должны предохраняться, чтоб у нас такого не случилось. Купи себе.
     - Не себе, а нам.
     - Хорошо, нам. Купи.
     - Не бойся. Я уже купил. Они в кармашке. А мама нас не услышит?
     - Ну не сейчас же, ты что c ума сошел? И потом, я больная.
     - А я подумал, что ты хочешь сейчас. От всех болезней хорошо. Грелка во весь рост называется.

сделано за 0.0017 сек.