рассказ: Елена Прекрасная
автор: Alien (@)
тема: эротическая сказка
размер: 83.00 Кб., дата: 24-03-2001 версия для печати
страницы: [Пред.] 1 2 3 4 5 [След.]

Сатир долго что-то шептал на ушко нимфе, и потом она сначала нерешительно стала втягивать в себя аромат образовавшегося хера и легко целовать его в губы. Что аромат, что вкус, видимо, были довольно притягательны, потому что девочке занятие нравилось всё больше и больше. Она обращалась с огромным фаллосом, как с нежным цветком. Вспомнить о том, что это вполне оформившаяся мужская игрушка, а не нежный цветок, её заставили мощные струи спермы, брошенные фонтаном с возбуждённого хера высоко вверх и частично ей на лицо. Девочка, словно вернувшись из беспамятства, тут же необычайно смутилась и густо покраснела. Дурман, наведённый сатиром, больше не действовал и ей было невыразимо стыдно. Но сатир не терял времени. Он подхватил приходящую в себя нимфу на руки и в считанные мгновения она оказалась лежащей на влажной траве с широко разведёнными ногами. Путь к маленькой пизде был раскрыт и сатир, довольно полюбовавшись на надутый целомудренный бутон, влез мохнатым рылом под ещё почти голенький лобок нимфы. Изо рта его стал выдвигаться розовый язык неожиданно нескончаемой длины. Язык ало облапил своей горячестью всю розовую щель девочки, от мягких кудряшек лобка до самой поясницы, и стал понемногу, но до нестерпимого горячо, продвигаться взад и вперёд по щели. Девочка тут же полностью утратила всякий контроль над воспалившимся телом и очко её произвольно так разъехалось, что длинноязыкий сатир ещё и ухитрился улыбнуться не отрывая языка от всей сладкой промежности. Язык его ещё немного погорячил разведённую щель, а потом острой маленькой головкой словно угорь нырнул в девственную юную роскошь. Малые губки девочки, застонав, пропустили его, и он некоторое время с удовольствием кружил кончиком языка по лунообразным краям дырочки в целке. Целка дрожала как натянутая струнка под языком сатира и её дрожь отдавалась волшебной музыкой во всём теле девочки. Девочка прогибалась спинкой кверху, дрожала пиздой и глубоко вбирала полной грудкой воздух. Сатир наддавал и скоро уже весь его мокрый скользкий язык проник через растянутую им плеву во влагалище к девочке. Язык удобно расположился вокруг маленькой нежной матки и тут девочка стала кончать. Прогнувшись, словно в высоком, напряжённом до боли мостике, она пустила первые лакомые ручейки на язык сатира. Глаза её закрылись, а из уст разнеслась лёгкая пронзительная мелодия пения оттянутой до неги нимфы. Время для сатира и маленькой нимфы утратило равнозначность. Для неё это были всего лишь сладкие мгновения, а сатир в эти мгновения успел вынуть из неё свой язык и вогнать в высоко прогнутую перед ним щель свой одеревеневший от возбуждения хуй. Девочку било в оргазме, а в неё уже скачивал свои нескончаемые мощности огромный сатиров фаллос. Сперма била через край и Ваньке хорошо было видно, как густое молоко сатира выделяется по краю губами девочки на хую:
     Сатир оставил девочку с широко распахнутыми ногами, раздвинув над ней ветви пальм. Теперь она лежала в ярком солнечном свете, вся залитая солнечными лучами, из маленькой её пизды вытекал ручеёк белой спермы, а сама она медленно, очень медленно, приходила в себя.
     Ванька, от души обеспокоенный такими размерами сатира в маленьком влагалище нимфы, подошёл к крошке и нежно потрогал её только что взлохмаченный сатиром бугорок. Но сатир был ёбарь правильный, юный бутон был отодран до невероятного и влажно поблёскивал, но не испытывал ни капельки боли. Нимфа удивлённо приподнялась на локотках и спросила : "Ты кто?"
     -Иван-царевич, - сказал Ванька. - Я здесь случайно у вас. Меня к вам глюк какой-то неожиданный доставил.
     -Глюк - это композитор? - спросила маленькая нимфа.
     -Нет, маленькая, глюк это глюк, - сказал Ванька и подумал "конкретный глюк: в Греции композиторов не было!".
     И тут его снова слегка в сторону отвело.
     :фея в радужных искрах лучистого солнца легко изогнулась в плавном изгибе и коснулась нежным животом Ванькиного дрожащего хера и хер стал увеличиваться касаясь розовой надувающейся головой уже её полувоздушных торчащих сосков:
     -Ой! - вздохнул Ванька. - Видела?
     -Что? - спросила девочка и Ванька понял, что это у него глюк индивидуального использования.
     -Фея! - выдохнул Ванька. - Словно из воздуха и такая, что тебе маленькой ещё нельзя рассказывать.
     -Это Афродита, - улыбнулась маленькая нимфа. - Она здесь всех беспокоит: Иван-царевич, иди ты лучше к наядам. Там тебе хоть немного полегчает!
     И девочка, озорно засмеявшись, убежала в лес. Маленькая нимфа быстро скрылась за зеленью оливковых деревьев, а Иван обнаружил, что стоит давно уже не сам, а по-богатырски крепко стоит ещё и его породистый хуй. "Ну, блядь, пора!", решительно подумалось Ивану о необходимости провести энергичное вмешательство в устои местной флоры и фауны с целью обмена опытом между двумя развитыми государствами.
     Начать предстояло с наяд, как с наиболее близкорасположенных объектов. Из-за кустов он сосчитал - их было пятеро. "В самый раз!", подумал Ванька и погладил навострившийся к бабам хуй. Наяды от отсутствия мужика танцевали сиртаки и поглаживали шаловливыми ладошками друг дружку по пизде. Неёбаны все были видимо ещё с утра и всем очень хотелось, поэтому, когда Ванька как между делом присоединился в их хоровод, никто не стал разбегаться и прятаться. Наяды ласково и с улыбками посматривали на мозолистый Ванькин хуй и в укромку хихикали, от чего шляпа Ивана совершенно вздымалась на дыбы. Чтобы обиды не было, он построил наяд раком и по очереди предварительно хорошенько каждую оттоптал. Наяды разогрелись и по разу прыснули ему на хуй охлаждающей струёй. Теперь можно было ублажать их неторопливо и в вольную. Ванька прилёг на спину и натянул себе на хуй одну из них. Хуй подпёр её под самое горлышко, а она в ответ так туго поводила очком, что Ивана аж до мудей пробрало. Ласково натягивая наяду на хуй, Иван заметил, что в непозволительной близости от него раскинулась свежеимвыебанная другая наяда. Она пребывала ещё в сладкой неге, а обворожительные губки освобождённо сочились возле самых пальцев Ванькиной ноги. Ванька на пробу пошевелил пальцами. Девка охнула и открыла глаза, но тут же закрыла их вновь и замурлыкала в неописуемом блаженстве, потому что Ванька забравшимися к ней в пизду пальчиками ноги зашевелил горячо и ритмично. Третья наяда очень заинтересовалась состоянием натягиваемой на хуй подруги и неосторожно оказалась раскрытой пиздой прямо у Ванькиного лица. Ванька лизнул ей мокрые волоски и стал напористо целовать взасос развёрстое очко. Наяда так и застыла на корточках, подёргивая задом над Ванькиным лицом. Четвёртая наяда присела над второй ногой Ваньки и сейчас же получила пять озорных пальцев в пизду. А пятую Иван взял в ладошку и так нежно её устроил, что течь у неё открылась раньше всех и продолжалась в течении всего коллективного оргазма. Свободной рукой Ванька приобнимал ещё насаживаемую на хуй к нему наяду и, почувствовав полный заряд, устроил под бабоньками такого вьюна, что завизжавших девок пробрала оторопь. Три пизды конвульсивно качнулись, две им в ответ напористо выплеснулись. По усам потекло и в рот попало, но девоньки только начинали ещё заходится в оргазме и Ванька не переставая ярил и ярил. Когда наяды изошлись все собою на серебряный дождь, Ванька, в последнюю, сильно поддал, и бабонек разом и как на вулкане всех вдруг подняло. Они летали в кайфе ещё долгое время, раскинув ноги и исходя блаженно-ароматными запахами прошедшей грозы, и Ванька довольно смотрел потом на оставляемое им поле боя.
     Далее Иван развивал план обмена опытом по нарастающей. Недалеко от места первоначальных событий встретил целую стайку развлекающихся сатиров и дриад и активно поучаствовал с обеих сторон.
     Повстречал могучего льва, натягивавшего на хуй львицу, и помог ему овладеть искусством оминьечивания молодых львиц. За что лев дозволил Ваньке пропереть его львицу в задницу. Львица даже замурлыкала, как большой котёнок, наверчиваясь на два хуя спереди и сзади.
     Затем Иван-царевич, со всей серьёзностью отнесясь к процессу, помог крылатому кентавру поймать белокурую всадницу на столь же белокурой лошади. Разделив столь интересное животное на две его правильные составляющие, они с кентавром пёрли поочерёдно всадницу и её кобылку. Всадницу кентавр таскал пороть к облакам, а белокурую кобылку потом научил летать. И пока они с кентавром летали в облаках, её белокурая хозяйка летала на Ванькином полезном для здоровья хую.
     На одной из полянок, где Ванька пытался перекумарить возле голубого лучистого озерка, три богини предложили ему яблоко раздора. От яблока Иван не отказался, конечно, но раздор он видел на хую. Поэтому, скушав неторопливо, без паники, вкусное яблоко, он также со вкусом наприсаживал всех троих затеявших греховодничать богинь на свой осерчавший хуй. Богини охали, стонали и остались на всю свою оставшуюся вечную жизнь такими лесбиянками, что водой хрен разольёшь, не то что яблоком! Разве что хуй Ванькин про меж собой вспоминали по секрету.
     И Ванька совсем уже собирался вставить соблазнительно наклонившейся с берега над ручейком ивушке плакучей, чтоб не плакала, но тут Ваньке снесло крышу окончательно и летабельно:
     :Волшебная фея развела немного в стороны свои полукруглые налитые светом и теплом ягодицы и, словно что-то лёгкое, но одновременно нестерпимо горячее, насаживалась объёмной попкою на дымящийся по ней хуй. Ванька застонал, зарычал и завёлся, добираясь до седьмого неба от счастья, и зарядил наконец сорока мегатонный разряд в тротиловом эквиваленте в попку очаровательной милой феи:
     Ванька долго держался за голову после того. Охуел настало полный. Ванька только рычал втихаря по инерции. Но было пора и он, с трудом оторвав голову от колен, посмотрел невзрачно и невтыкающе ещё вокруг.
     Ситуация в плане была не хуёвая. Во всяком случае, отличалась от первоначальной. Ни хуя его никуда не затягивало, хоть вокруг и была не Древняя Греция, а до боли родное болото. Он сидел на сухом островке, прислонившись к высохшей, но прочной и удобной каряге, а по болоту шли конкретные сухие кочкари по которым выбраться было - раз плюнуть. "Не хуёво", подумал Ванька и вспомнил про прекрасную фею. "Какой сон!", с охуенным сожалением подумал Ванька и сразу постарался забыть, такая канитель могла долго мучить его своей безвозвратностью. "Ладно, пора:", подумал Ванька себе и стал собираться - голому подпоясаться. Но тут случилась оказия.
     Сперва квакнулось Ваньке будто в штанах, потом смотрит - лягушка это просто сидит недалеко на бережку и тихо так "квак-квак". "Лягушка", подумал Ванька, "квакушка наверное".
     -Я, Вань, не квакушка, - сказала вдруг ему человеческим голосом лягушка-неквакушка. - Я жена твоя наречённая, Елена Прекрасная. Афродита из твоих галлюцинаций. Ты возьми меня с собой, у меня сейчас ломка великая, ещё и хуй его знает оклемаюсь ли. Мне медикаменты нужны и изоляция, меня Кащей на иглу посадил.
     Ванька аж охуел от обилия событий.
     -Милая моя! Да как же: - только и смог выговорить от осознания такой хуеты Иван. Надо было спасать на срочную столь невероятно материализовавшийся сон и Иван-царевич упрятал лягушку-царевну на груди и поскакал наскоряк возвертаться до хаты, чтобы чинить своё ненаглядное сокровище.

     * * *

     Так Ванька и воротился до поры до времени домой. Но дурак - он и в Африке дурак, вместо того, чтобы заховать лягушку подальше и косить под гофрированного шланга, он во всеуслышание всему царству заявил, что принесённое им земноводное - его жена и самое прекрасное существо на земле. Таким образом обложив хуем все возможные из такого заявления выводы и последствия. Выводы ждать себя не заставили и та часть царства, с которой Ванька не был знаком лично, постановила, что хлопец зъихав с глузду окончательно, и даже те, кто знал Ваньку, правильно засомневались в его настоящей дееспособности. Но Ваньке на это было накласть с пропеллером. Он отнёс свою лягушку-царевну в лабораторию института исследования земноводных форм и занялся самостоятельно восстановлением подорванного жизненного тонуса несчастного животного.
     Лечить, конечно, было - что сказка. Оказавшуюся в полной изоляции от психотропных и галлюциногенных, лягушку ломало по черному, и датчики самописцев зачастую ломились к критическим показателям, и приходилось вводить незначительные дозы попускных, которые превращались в ещё более охуенную муку очень скоро. Ни жрать, ни хуя вообще, лягушка не могла и даже внутренних вводов пищи организм не переносил, поэтому ко всей хуйне добавлялась ещё угроза смерти от полного истощения. Ванька не спал ни хуя ночами и бегал, как придурок, по отделам, исследуя пласты информации по новейшим и старейшим методикам возвращения с того света запущенных наркоманов.
     Хуйня-война, и не такие крепости брали, и в один из дней Ванька понял, что лягушку-царевну окончательно обломало и возвертает потихоху назад. С того дня Ванька прекратил наставку попускных и стал подкармливать свою нежданно-негаданно случившуюся пациентку.
     А потом Ванька пришёл с поправленной лягушкой в обоих руках во дворец и сказал, что вот мол - женюсь. А кому не нравится, тот пошёл на хуй.
     -Ну что с таким хуеплётом сделаешь! - посетовал только царь-отец и объявил тогда, перед тем как сыграть все три свадьбы у сыновей, конкурс художественной самодеятельности среди ихних будущих жён. Дескать, какая сможет мне больше всех угодить, той приз - большой шоколадный хуй. Это пошутил я так, объяснил потом царь, приз будет серьёзный и пока никому не ведомый, типа даже не приз, а сюрприз. И первым заданием в этом соцсоревновании объявляется следующее. Трэба было до утренних сумерек спекти пирог, а как взойдёт солнце, каждый сын должен снести тот пирог на пробу царю.
     Если подойти ответственно, ни хуя страшного не было. Проблема не ебать какая - пирог испечь. А только Ванька свесивши голову до дому попёр. Два старших брата абсолютно без понту невест известили - так мол и так, надо пирог. А Ванька шёл и думал: какой на хуй пирог - она же заколдованная у меня. Мы бы вам таких пирогов намесили, но она же маленькая у меня сейчас и лягушка, да от болезни еле оклемалась, какие в пизду пироги! Пришёл - ничего лягушке своей не сказал, закинулся делами, а сам туча тучей. Ни хуя, думает, не даст батька женится - заберу её малую и упизжу навсегда. Только лягушка-царевна заметила, что Ванька шальной и спрашивает:
     -Вань, ты чё? Ты брось, всё нормально будет. Поднапрягёмся - такое выдадим, что никому и во сне не видать!
     Ванька очнулся от таких слов:
     -А ты, - говорит, - откуда знаешь про царёво заданье?
     -Да не, Вань, я не знаю, это я так - из поддержки, - говорит лягушка и спрашивает: - Вань, а что там за задание такое заморочное?
     Ну тут Ванька и рассказал про царёву задумку с его хитровыебаным конкурсом.
     -Ой, да ты не печалься, Вань! - говорит ему тогда лягушка. - Всё будет правильно. И пирог, и кулич, и какава с мармеладом. Ложись спать спокойно, а я постараюсь службу верно организовать.
     А Ванька, он чего, он лягушке своей как себе верил, бах спать и по хер мороз. Только храп в горенке как в конюшне кавалерийского полка в период массовой случки. А царевна-лягушка на задни лапки приподнялась, передней лапкой потянула кожу с пизды и в один миг обернулась Еленой Прекрасной, которой до поры никому видеть было нельзя. Только взмахнула легко рукой - появились два дюжих молодца, кровь с молоком, два грозных ёбаря. И тут же давай на Елену Прекрасную таращиться бесстыжими своими зенками. Но она их окоротила враз и говорит:
     -Так, ребятушки, к утру задание только вам по плечам. Чем хотите месите, чем хотите толчите, но нужен пирог вкуса самого тонкого и необыкновенного. Справитесь?
     Орлы только усмехнулись и навертели к утру такого пирога, что даже взглянуть было любо-дорого. Проснулся Ванька, видит - чудо. И понёс пирог на пробу царю. А там уже двое старших братов с пирогами. Принесли они все втроём царю, выставили на золотом подносе перед ним в ряд и стал пробовать царь.
     Отведал поперва царь пирога Катюши, невесты старшего брата. "Хорош пирог!", сказал, "ничего не скажешь". После отведал пирог Анютки, среднего брата невесты. "И этот хорош да вкусен", сказал царь и вкусил тогда уже третьего пирога, что лягушка-царевна пекла. Тут у царя пошёл первый приход.
     :палата царского терема была вроде та, да не та. Сынов не было и не утро было, а ночь. Через распахнутые окна ластился лёгкий ветер и мигали звёзды. А главная звезда царицей лежала перед царём с широко раскрытыми ногами на крепком дубовом столе. И вкусил царь словно не пирога, а самое что ни на есть между ног у царицы. И до того лакомо вкусил, что царица заохав даже приподнялась немного жопой над столом. Понравилось такое дело царю, давай он дальше вкушать царицыно лакомство. Царица-то в обычности нрава была чуть не пуританского - при свечах царю упороть себя ни разу не дозволяла, а тут лежит вся, чуть ли не искрится от обнажённости и коленки только разводит в стороны до возможного. Пизда соком налилась, губы алеют, росинки пота по чёрной шерсти, а сама царица задницей так и поддаёт, так и поддаёт. Ну царь и запустил ей язык поглубже, раскоряченное лоно вывернул и матку языком достал. И когда пошёл её родимую по шейке охаживать да щёчки внутри оходить, тут царица и не выдержала. Оргазм захватил её сразу и всю, она охнула, прикрыла глаза и начала кончать всей пиздой царю в рот судорожно извиваясь бёдрами в крепкой хватке его налившихся небывалой силою рук. Не допуская царицу вывернуться, царь приподнялся над ней и крепко-накрепко вдул ей своего заартачившегося под животом жеребца. Конь красноголовый вошёл яростно и натужно и начал переть царицу до лёгких судорог во влагалище. Царица не могла выйти из своего затяжного прыжка в небо. Оргазм бил даже не волнами, а нарастал по прямой и, когда мощный хуй разрядился по стенкам струёй горячего, пизда не выдержала и схлопнулась в колоссальном зажиме. Но не молодецкому хую то была помеха. Царь как пёр так и пёр, пока хуй окончательно не нарадовался ставшим вдруг таким узким и крепким влагалищем. Тогда царь выдернул на одном махе из сведённой пизды хуй и приник вновь устами к своей любимице. Губы пизды были плотно сдвинуты и дрожали немного от пережитого. В щель невозможно было втиснуть даже языка. Тогда царь несколько раз ласково поцеловал родимую пиздёнку и тепло приложился к ней языком. Потихоньку пизду отпускало и в конце концов она помягчала и раздалась.
     -Ни хуя себе пирог! - только и смог вымолвить царь, отрывая уста от лакома куска пирога третьей своей будущей невестки. - Царский!
     Только к вечеру царя малёха оклемало. Весь день же ходил словно малахольный и на дела государственного значения с самым нескромным видом накладывал хуй. И только к вечеру вспомнил о своём плане. Вызвал тогда он к себе опять трёх сыновей и говорит:
     -Пироги были, ребята, не слабые, а теперь стала задача ковёр сплести. Пусть каждая из невест приложит силушку и сделает к утру ковёр тешащий глаз. А на заре я вас с теми коврами жду.
     И пошли сыновья домой. Иван настропале, конечно, больше всех, но помнит как его маленькая по первому не подвела. Пришёл и рассказал ей всё как есть и объяснил, что хуй с ним, если и не будет ковра. Если это дело не под силу тебе, маленькая моя, сказал, то кладутся они все рядышком - соберём подручные хабари и мотанём на край света.
     -Да нет, Вань, здесь не переживай. Это дело - не дело, - отвечает ему лягушка-царевна. - На край света мы с тобой после мотанём, а сейчас потешим царь-батюшку. Ты ложись спать, а я к утру постараюсь организовать службу верно.
     На том и порешили. Пошёл Ванька спать. Только не спалось ему, уж больно хотелось про лягушкино мастерство узнать. Такой уж он с детства был хочу всё знать. Так нет же, чтоб по-человечески, пойти к лягушке и спросить что да как, так он по привычке своими партизанскими методами стал тихо смотреть в горенку, что там творятся за дела.
     А царевна-лягушка тем временем на задних лапках приподнялась, передней лапкой потянула кожу с пизды и оборотилась в миг чудо-красавицей Еленой Прекрасной. Как узнал в ней Ванька фею свою волшебную, так не охуел чуть ли аж от такого счастья в родной избе. Всё отнялось у Ваньки и впал Иван в крепкий богатырский сон до утра. Елена Прекрасная не заметила его подвигов, вызвала двух добрых молодцов, двух знатных ёбарей и приказала им чем на чём и с чего только им самим ведомо соткать к утру чудо-ковёр.

страницы: [Пред.] 1 2 3 4 5 [След.]