рассказ: Святая Зинаида
автор: Paplavskaya Zinaida (@)
тема: лесбиянки
размер: 28.95 Кб., дата: 01-10-2002 версия для печати
страницы: [Пред.] 1 2 3 [След.]

     Исцеловав меня вволю, Маша ввела свои изящные пальчики в меня и начала ритмично трахать меня. Моя спина изогнулась совершенно неестественным образом вверх, чтобы дать ей проникнуть глубже и получить еще и еще удовольствие, а когда я опустилась вновь в мягкую вагину дивана, я ощутила, что объятия меня обволакивают со всех сторон. Я открыла глаза и первое, что я увидела, были два крупных, как виноградины, соска, которые касались моего рта, так что я невольно начала посасывать их, увидела лицо этой девушки, ее алый, полуоткрытый рот, а руки ее, протянувшись надо мной, уже нащупали клитор. От первого же прикосновения мне показалось, что вместо маленького клитора у меня огромный член, который накалился так, что вот-вот готов брызнуть животворной влагой.
     Маша отымела меня пальцами, вторая волоокая красавица ласкала мой клитор, а ее груди вздымались, и я жадно ловила яркие соски своим ртом.
     …Мне захотелось умереть…
     простонав громко, я кончила.

     * * *

     Когда я пришла в себя, пытаясь запечатлеть в памяти то, что произошло со мной, я пошла на кухню. Там, накинув розовый короткий халатик, курила Машка, такая родная, близкая теперь для меня…
     Я обняла ее сзади за тонкие плечи. «Спасибо», - «О, Зинаида!…».


     II.

     После первого опыта я о многом подумала. Я впервые полюбила девушку, но совсем не была уверена, что Машенька любит меня. Просто заниматься сексом на вечеринках – я не могла. Мне больше 40 лет, так что полностью поменять свое сознание я не могла и не хотела.
     Как обычно, я вела урок. Ботаник Жуков бубнил про военную мощь Советского Союза, а я стояла у окна, обхватив себя руками, и краем глаза смотрела на Машку.
     Она рисовала. «Что ты там рисуешь, девочка моя?». Я присмотрелась (зрение у меня слава богу). Там была худая девушка, «завернутая в газ», как у Верлена.
     Машка – левша. Только минут через 5 я заметила, что правая ее рука забралась под парту и периодически там подергивается. Сомнений не было – она подрачивала, рисуя.
     Мои глаза округлились. Я чуть было не крикнула: «Машка! Ты че там делаешь! Прекрати! Не здесь же!» - к счастью, сдержалась.
     Машка облизала нижнюю губу, и мне стало совсем нехорошо. Точнее, слишком хорошо, чтобы я могла сдержаться. Мне показалось, что я теку так, что сейчас весь этот убогий класс увидит, что я вся мокрая.
      «Сейчас я приду» - я выскочила в коридор. Забежала в туалет прямо напротив. До учительского санузла нужно было бежать на первый этаж, но я уже была неготова к такой гонке.
     Влетев в прохладное помещение (ура, там никого не было!), я прислонилась спиной к грязно-белому кафелю и скатилась на пол. Быстро сдернула трусы и начала самозабвенно дрочить. Я терла, мяла, ласкала свои половые губки, клитор, думая о Машеньке, которая сидела совсем рядом, в душном классе, и беззаботно рисовала голых нимфеток. Потом я взяла свои трусы, встав на колени, и, натянув их как можно сильнее, начала тереть себе с силой.
     Потом я обслюнявила пальчик и засунула себе вовнутрь. От маленького моего пальчика было мало эффекта, тогда я изогнулась каким-то чудом и впихнула в себя всю кисть руки. Дрочила таким макаром, второй рукой лаская то клитор, то грудь, представляя, что это моя маленькая кошечка Маша целует меня, лижет мои сосочки.
     Мои волосы растрепались, я вся выпачкалась на полу, но дрочила, не переставая.
     Вдруг, неожиданно для себя, я кончила, испустив единственный, последний крик.
     И свалилась на пол.
     Мне было так хорошо. Я просто лежала на полу, как Болконский под небом Аустерлица, и ни о чем не думала – так мне было классно! Как в тумане, вырисовывались границы задрипанного кафеля, рядок унитазов, вонявших свежей девичьей мочой и хлоркой, потолок с трещинами и настежь распахнутая дверь…
     В дверном проеме стояла наша завуч.
      «Зинаида Игоревна! Что с вами?!» - взвизгнула она. Я подняла на нее тяжелые веки.
     Фак, я не знала, что конкретно она видела…
      «Мне плохо…» - губами выговорила с трудом я. Если бы она знала, как мне хорошо!
      «Нужно в медкабинет!» - «Нееет!… Сейчас я вернусь на урок… Уйдите». Старая пердунья послушно ушла. Я поняла, что не зря я все эти годы делала карьеру – директрисе многое прощается.
     Я вошла в класс. Все сразу замолчали. Я тоже не знала, что говорить. Меня, кажись, долго не было. Я совсем забыла о времени.
     Машка – хитрюга – улыбалась, не стесняясь остальных. Сделала губами знак, что она меня целует и очень хочет. Я снова возбудилась, но сразу отвернулась, чтобы снова не бежать в школьный туалет.
      «Жуков. 5». Через минуту прибежала бешеная завучиха с медсестрой. Они начали наперебой галдеть и буквально силой отвели меня в медицинский кабинет. Я легла на кушетку, сказав, что потеряла сознание там, в туалете. Эти две бабы ушли жрать в столовую.
     Я встала, подошла к зеркалу. Я была такая грязная!…
     …Внезапно ко мне заскочила Машка. Она ловко заперла за собой дверь и бросилась ко мне. «Зиночка, ты бы себя видела! Тебе бы переодеться… - она засмеялась. – ты, пардон, как из жопы!». Как я люблю, когда моя маленькая девочка смеется! Я одурело улыбнулась ей, ничего не в состоянии ответить.
     Она начала целовать меня. «Ну разве так можно?! Побежала, как девочка, в тубзик дрочить! Ха-ха! Тебе хоть по кайфу было?» - «О да! Ты почти была там…» - «Ну ты даешь. Потерпеть сорок минуток не могла! Дуреха!».
     Так было сладко – даже не ебаться с ней, почти не касаться ее, только видеть, слышать. Я была возбуждена такой приятной негой.
      «Маша, это все из-за тебя! Кто там дрочил на уроке? А, шалунишка?» - «Ой! Дрочила прям! Так, легонько, ласкала свою киску, даже рук в штаны не засовывала…».
     Я поцеловала ее. Я вдруг поняла, как люблю эту маленькую женщину. Разве я могла подумать раньше, что в свои 42 полюблю шестнадцатилетнюю девчонку?..


     III.

     После того, как завучиха застукала меня, бившуюся в конвульсиях оргазма, в школьном туалете, я стала осторожнее. О том же я предупредила Машку – ведь именно она спровоцировала меня! Но, думаю, все равно было видно, что между нами что-то большее, чем отношения «учитель-ученик», надо было только приглядеться повнимательней, но ученикам было не до того (в период полового созревания они увлечены только собой), учителям такое и в голову не приходило, только проклятая завучиха все косо изучала меня. Пришлось наврать, что это был припадок на почве раннего климакса. Себя я никак не выдавала – Машке ставила законные четверки, а та больше рисовала на моих уроках, чем слушала про коллективизацию.
     Я пыталась анализировать: как так совпало ее половое созревание с моим бальзаковским (хотя, нет, бальзаковские 30 я уже переросла), с моим фольклорным возрастом «баба-ягодка опять»? и не находила ответа. Я знала только, что люблю эти плечики, эти тоненькие ключицы, щиколотки, эти белые ножки, перламутровые ноготки на пальчиках ног, эту улыбку, губки бантиком, волосы цвета пшеницы… Я люблю эту прекрасную нимфу, случайно попавшую в шумный город.
     Машенька приходила ко мне домой. Приносила краски, кисти, большие холсты (хотя на них у нее вечно не хватало терпения) и писала меня.
     Сначала мы выпивали по стопочке коньячка («Для вдохновения!») или клюквенной настойки, что готовила ее бабка; целовались, язычки плели канву какого-то страстного танца: то жгучего танго, то африканской экзотики. Я сразу же возбуждалась – моя девочка об этом знала – начинала ласкать ее, гладя ладошкой ее промежность. Но Машка любила меня мучить! Она приказывала мне раздеться, сажала у окна – на свет – и медленно, вдумчиво писала меня. Я не понимала, что она находит в моем немолодом теле, но такова была ее прихоть.
     Пока шла работа, я мечтала… Маша опускается передо мной на пушистый ковер, я беру двумя руками ее лицо и притягиваю к себе. Она закрывает глаза, и мы сливаемся в одно целое… Я сажусь против нее на колени, снимаю свитерок, под которым (я уже знаю) больше ничего нет, вижу эти маленькие, бархатисто-персиковые грудки, осторожненько беру губами ее сосочки, лижу их, лижу все ее тело. Она снимает джинсики, потом – трусы с маленьким мокрым пятнышком, я ложусь, она садится мне на лицо, и я лижу ее, ее влага с запахом тропического фрукта стекает мне в рот, на щеки, я пью ее, я всовываю язык все глубже, она импульсивно начинает скакать на мне, будто у меня вместо языка вырос член (ее фантазии переплюнут Тинто Брасса!), потом Машка нащупывает бутылку – от той самой клюковки – и вводит в меня. Я постанываю. Она поворачивается так, что ее огненно-красные губки, ягодка ее клитора над моим лицом, а руками и бутылкой она трахает меня. Я держу ее за тонкую талию, на ощупь глажу ей живот, грудь, раскачивающиеся сосочки; целую ее клитор, губы; Машка трахает меня бутылкой, а другую руку просто держит у меня на юбке, гладит бедра – меня это жутко возбуждает! – и трет пальчиком мой клитор…
      «Зинаида! О чем ты опять мечтаешь? Ты забыла, что я пишу твой портрет?» - Машкин крик прерывает мои фантазии. Я краснею от стыда. «Ты закатила глаза, как сумасшедшая, и уже минут 5 дрочишь! Я так не могу работать!».
     Я подбежала к Маше и села перед ней на колени. «Прости, прости меня, прости…когда ты рядом – здесь, в школе, на улице – я не могу себя сдерживать…прости меня», - я умоляла ее, как рабыня.
     Видит Бог, я никого так не любила последние 20 лет, как ее! Я так боялась ее потерять.
     На лице у Машеньки засияла улыбка. «Ну что ты? Встань! Встань, милая, ты сама знаешь, Зинаида, я – художник, это для меня самое важное, это – и ты!». Я все также стоя на коленях обняла ее ноги и расплакалась.
      «Ну не плачь. Не плачь. Иди сядь. Еще минут 20 и на сегодня хватит». Я послушно села на свое место натурщицы. По щеке скатилась одинокая последняя слеза – слеза счастья.
     Машка снова приняла грозный вид: «Зинаида! Соберись! Потереби соски, чтобы они встали! Ладно, можешь поласкать себя немного – для настроения!..».

страницы: [Пред.] 1 2 3 [След.]